И принялась снова тасовать колоду.
- Да я б все одно не поїхала з ним. Нехай розвіється.
- Вот-вот, - кивнул Николай Васильевич, - веется неизвестно где, на ночь глядя. А то, что отцу и в шахматы сыграть не с кем, он вообще не думает.
- Разложи пасьянс, - проворчала Изольда Игнатьевна. – Только и думаешь, что о своих пешках!
- Як хочте, то я з вами зіграю, - снова подала голос Лизка.
Николай Васильевич приподнял бровь и воззрился на невестку.
- Научить тебя, что ли?
- Да я вмію, - пробормотала Лизка, откладывая в сторону «Трех мушкетеров», и перебралась на свободный стул возле столика, где стояла шахматная доска. Объяснять, что играть в шахматы ее научил механик Василий, который утешал ее после того, как она поняла, что быть с товарищем Горским ей не судьба, Лизка не стала.
- И молчала? – рассмеялся Николай Васильевич.
- А шо говорить? Ви не спрашували.
Николай Васильевич ничего не ответил. Он с энтузиазмом расставлял на доске шахматы. Впрочем, через полчаса его энтузиазм сменился азартом, когда Лизка разгромила его в первой же партии.
Изольде Игнатьевне надоело сердиться на вредного Джокера, не желавшего выпадать там, где нужно, и потому поглядывала на родственников, тихонько посмеиваясь.
Когда же Николаша начал расставлять фигуры снова, она сказала:
- Может, я за валокордином? Сейчас ведь опять проиграешь.
- С чего вдруг проиграю? – отозвался Николай Васильевич, не глядя на нее. – Валокордин можешь Лизе нести. Сейчас мы разберемся.
С этими словами он уверенно двинул вперед пешку.
- Мамо, а на всякий случай несіть! – невозмутимо попросила Лизка.
Изольда Игнатьевна вернулась в гостиную с пузырьком в одной руке и рюмкой в другой как раз в тот момент, когда Лиза самым обыденным тоном объявила шах Николаше.
- Я пропустила что-то интересное? – полюбопытствовала она у мужа, присаживаясь возле него и определяя капли рядом с графином.
- Как мальчишку! – провозгласил Николай Васильевич. – Изя, где там твой валокордин!
Изей обожаемую супругу ее Тристан называл только тогда, когда пребывал в крайней степени раздражения.
- Ну что, еще отыгрываться будешь? – улыбнулась она, протягивая ему рюмку с каплями, когда дошло до мата.
- Разумеется!
- Може, не треба?
- Треба!
- Так програєте! Я на всі Сутиски тільки хуже Василя, механіка, граю.
- Лиза, - терпеливо ответил Николай Васильевич, опрокинув в себя валокордин. – Я, конечно, не механик, но в шахматы играю всю жизнь. И очень редко проигрываю. Голый вассер! Изя, подтверди!
- Подтверждаю. И даже обещаю болеть за тебя.
Лизка обреченно кивнула и выиграла третью партию подряд.
- Как она это делает? – ошалело взвизгнул Николай Васильевич.
- Ты меня спрашиваешь? – поинтересовалась Изольда Игнатьевна.
- Ну не Владимира Ильича же! – он живо повернулся к Лизе. – Сколько лет играете, коллега?
- П’ять. З половиной.
- Черт подери!
- Лиза, вы зря не говорили Николаю Васильевичу, что играете в шахматы, - Изольда Игнатьевна похлопала мужа по колену. – Он бы вас уже показал своим друзьям. А там попадаются увлекательные личности. Может, на сегодня достаточно?
- Как это достаточно! Я еще не отыгрался. Лиза!
- Слідуючу партію поддаваться буду! – честно предупредила Лизка.
- И ты, Брут!
- Я вже спати хочу.
Николай Васильевич на мгновение задержался на ее лице, а потом повернулся к Изольде Игнатьевне.
- Который час?
- Десять уже, Капабланка!
Лизкины брови подлетели к мыску волос, она посмотрела на часы и, убедившись, нахмурилась. Что не осталось незамеченным Горским старшим.
- Отбой, - провозгласил он. – Пашка придет – ремня дам. А пока всем делать ночь!
- На добраніч, - пискнула Лиза и тут же улепетнула в их с мужем комнату.
- И что все это значит? – сердито спросил Николай Васильевич супругу. – Танька?
- А я откуда знаю? – не менее сердито ответила Изольда Игнатьевна. – Или ты думаешь, он мне рассказывать станет?
- Танька станет. Ладно, понято. Спать пошли, конспираторша.
- Твоя нелепая инсинуация ничем не обоснована, - надулась Горская, отправляясь в спальню.
Между тем, Лизка страдала.
Мысль о муже в объятиях другой женщины не желала покидать ее светлой в прямом смысле слова головы.
С час в абсолютной темноте она ворочалась с боку на бок. А когда сомнений в том, где в такое позднее время может находиться Павел, не осталось, не выдержала и вскочила. Включила ночник, перебралась на Пашкину половину кровати, села, подтянув к подбородку коленки, и тихонько всхлипнула. Твердое решение не плакать как-то разом позабылось. И пять минут спустя она с чистой совестью ревела, уткнувшись носом в ночную рубашку, натянувшуюся между коленей. Пока не почувствовала страшную усталость и не откинулась на подушку, наблюдая, как легкий сквозняк треплет занавеску. Слезы постепенно высыхали, а она засыпала. В таком состоянии ее и застал Павел Николаевич Горский, явившийся домой.