Религии, как таковой, у драконов нет. Мы – порождение Стихий. Им и молимся. К ним взываем в трудные времена. Их благословение призываем, когда рождаются наши дети. К ним провожаем тех, кто устал от жизни. Как правило, происходит это спустя тысячелетия…. Да, драконы условно бессмертные существа, после первой тысячи лет перестают считать годы. И случается, что они устают от жизни. Тогда дракон собирает родственников, устраивает прощальный пир, и улетает. Воздушный – в небо, водный – падает в море, огненный – вступает в огонь, земляной – сливается с камнем. У каждого свои тайны и свои приемы. Ими никто ни с кем не делится. Только в своих кланах, на смертном одре, так сказать, от отца к сыну. Конечно, бывает, что драконы гибнут от той же магической лихорадки. Как наша мама, леди Ария. Она отдала все свои силы, чтобы спасти меня. Исчерпала даже жизненную энергию….
Мы все стояли перед Храмом и никак не решались сделать последний шаг. Было боязно. Не мы забросили Дом своих прародителей, это произошло задолго до нашего появления на свет. Но почему же стыдно именно нам?!
-Наверное, потому что мы – это те, кто был до нас, - непонятно сказала Птаха, а я понял, что задал этот вопрос вслух.
-Мы – те, кто был, мы – те, кто есть сейчас. Мы – те, кто будет после. Поэтому мы в ответе за все, что происходит в мире.
И она, сбросив на руки Ружена свою торбочку, которую все время несла сама, не доверяя никому. Вынула из нее свой бокальчик из оникса, маленький цветочный горшочек, полный земли и небольшую коробочку из железного дерева. Подошла к стене, по которой все так же струилась вода. Где-то там, высоко, был ледник, который подтаивал, давая начало нашей речке. Я только сейчас это понял. Оказывается, мы так много забыли….
Птаха подошла к стене, набрала воды и вернулась. Какое-то время стояла, глядя, как солнце медленно сползает с небосклона. Мы провели в пути целый день, хотя и вышли едва ли не с рассветом. Мы слегка расчистили путь…
Птаха смотрела на закат, а мы смотрели на нее, ожидая – что сделает наша девочка. Не знаю, как моим спутникам, а мне было страшно.
-Пора, -непонятно сказала Птаха. Сбросила с плеч куртку, подхватила свои вещи и первой шагнула в дверной проем. Мы, как цыплята, потянулись за ней. Молча и как-то торжественно. Вошли и замерли на пороге. Птаха шла по пыльным плитам, выстилавшим пол, оставляя легкие следы на их поверхности. Она обходила просторное помещение посолонь, словно следовала за угасающим светилом. Обошла, постояла на пороге перед нами. И пошла в центр помещения. Туда, где на каменных подставках стояли чаши из точно такого же оникса, как и ее бокальчик. Пять чаш, каждая в воем углу пентаграммы, выложенной красным гранитом.
Мы смотрели, как она неторопливо протирает чаши куском ткани. В первую Птаха вылила воду из бокала. Во вторую положила веточку, сорванную где-то по дороге. В третью вытряхнула из коробочки уголек. Горячий, красноватый, будто только что добытый из очага. В четвертую осторожно высыпала землю из горшочка. В пятую лег небольшой нож. Без ручки.
-Маха! –тихо-тихо, почти одними губами позвал её Ружен, осторожно подобравшийся ближе к девушке. –Маха, что ты делаешь? Ты жрица? Ты когда-то училась в Обители? Маха!
Маха не ответила, продолжая священнодействовать. Сейчас она быстро скинула с ног высокие сапожки, оставшись босиком. Тряхнула головой, и медная коса ее рассыпалась по плечам.
-Конт, - нетерпеливо щелкнула она пальцами, указывая на один из тючков. Конт молча подал его, бросив остальное у двери. Маха бросила тючок на пол. Он в полете развернулся, оказавшись обычной циновкой, сплетенной из тростника.
-Устраивайтесь, старички, - обернулась к нам девушка. –Садитесь так, чтобы выдержать, если придется, целую ночь. Ни вставать, ни ерзать, ни переговариваться вам не придется. Так что, для начала – марш за угол. Сами знаете – зачем.
-А что можно? – спросил Конт, уже шагнувший к дверному проему.
-Думать. Вспоминать. Размышлять. Молиться, если хотите. Да хоть стихи сами себе читайте – но только о Стихиях. У вас пять минут – не больше. Как только солнце коснется края гор – начинаем.
И вот мы сидим. Маха в центре пентаграммы, скрестив ноги и подняв над головой раскрытые ладони. Так, будто держит чаши с водой.
Последний солнечный луч будто нарочно задержался в ее ладонях, окрасив их в золотисто-розовый цвет. Зажегся на секунду в волосах, сделав их язычками огня. Мне даже показалось, что вся она – ласковый язычок пламени, застывший в синеве небес….
Еще секунда…. Другая…. Солнце, будто дождавшись нужного момента, исчезло с горизонта, погрузив мир во тьму.