Выбрать главу

На этом месте, после бабушкиных заверений, что «непременно оповестит о явлении блудного деда», Ника слегка попустило.

Хотя смутные подозрения в адрес Николая Николаевича никуда из его головы не делись.

Но Ник собрался с мыслями и решил, пока есть время, быстренько раскидать срочную текучку, освежить свои идеи об изменениях интерьера и прикинуть, как договариваться о сотрудничестве с найденной, наконец, художницей.

К тому времени, когда срочные дела ресторана и баров были распределены по ответственным лицам или решены/согласованы/посланы в корзину, на сайте Администрации города уже появились фото- и видеоотчеты о прошедшем детском мероприятии.

И вот тут-то Ник и узнал, как же зовут его неуловимую Феечку.

Краснова Анна Васильевна.

Милая Аннушка, из планово-экономического отдела, на которую не мог нарадоваться дед Коля: отличный специалист, образованная, внимательная, аккуратная, обязательная, тонко чувствующая натура.

Трындец.

Его Фея все это время, пока он мучился, искал, ждал от Мироздания хотя бы намека, была рядом. Это какая-то невероятная изощренная жестокая шутка.

Но! Она нашлась! Значит, все его грандиозные планы вполне осуществимы. Олина феечка другая, но тоже хороша (его, естественно, лучше), а сколько их маленьких сестренок сможет создать Анна Васильевна для интерьера второго этажа «Северного Полюса», столового текстиля, посуды и рекламных материалов? Это же натуральное Эльдорадо!

Эту женщину упустить нельзя ни в коем случае.

Любые средства хороши, но она должна работать только на него!

Анна Васильевна и судьбоносные феечки

Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка.

Чертили чёрными чернилами чертёж…

(А. Усачёв)

Всю ночь после бала в ДДТ, предварительно поставив будильник на полдень, я снова рисовала.

Сама не поняла — как так вышло. Спать же собиралась лечь.

Но вот опять обнаружила себя за столом, с кистью в руке.

На этот раз достала масло. Решила, так сказать, ковать железо, не отходя от кассы.

Пока помню сияющие глаза детей и их счастливых матерей, пока есть запал, пока хочется.

Пока могу.

Как-то так получилось, что к семи утра все четыре картины для бухгалтерии были готовы.

И смешной спящий толстенький фиолетовый дракончик, обнимающий свой хвост, и летящая ввысь в вихре из золотых звездочек феечка в голубом наряде, и милая нежная принцесса в розовом платье, и даже сияющий доспехами прекрасный рыцарь верхом на пегасе, мчащийся навстречу восходящему солнцу.

От них всех веяло детством, безудержным безоблачным счастьем и мечтой.

Возможно, потому что они сами оказались для меня окнами в то счастливое время, когда моя жизнь была полна этими смешными волшебными героями?

И небо тогда надо мной было голубее, и трава зеленее, а я — абсолютно счастливая.

Усталая, но невероятно довольная, я любовалась картинами.

Высохнут, да можно призывать заказчиц. Или лучше погодить? Что там говорит маркетинг?

Ничего я в этом продвижении не смыслю, поэтому просто подожду, пока работы будут во всей красе, а там посмотрим по обстоятельствам.

Я творю для души и по велению сердца, а не штампую чудеса ради денег.

Решила: пусть идет, как идет.

И упала спать.

Восстав в середине дня под звуки трубы с пионерской зорьки, вспомнила про приглашение Николая Николаевича.

В гости к Одинцовым собиралась без спешки, паники и не унывая перед гардеробом. Тем более что еще не сильно успела распотрошить чемоданы после переезда от Максима. Некогда было.

Поэтому взяла из доступного: джинсы, топ и рубашку. Сказали же — одежда свободная.

Навертев на голове более-менее подобающую ракушку из волос, усмехнулась в зеркало. Удивительно, но все мои страдания о несостоявшейся свадьбе и неудавшихся отношениях тихо отошли на дальний план, уступив место восторгу: от самовыражения в цвете и формах, от осознания открывающихся перспектив, да от ощущения внутренней свободы, наконец.

Я медленно, но верно обретала устойчивость в пространстве. И счастье.

Так вышло, что ожидаемая беседа с родительницей, которая состоялась по моему возвращению из деревни, носила скорее уведомительный характер.

Мать с Зинаидой при встрече друг другу не понравились, банкет, по мнению моих родителей, был скромный, а количество родственников Макса на нем — нет. Поэтому весть, что я окончательно ушла от Максима и ни при каких обстоятельствах обратно не вернусь, и уж точно замуж за него не пойду, была воспринята гораздо более спокойно, чем новость о моем увольнении.

Боже, что началось! Пресвятые единороги!

Гром и молнии в бесконечных количествах призывались на мою бестолковую голову. Кроме кар небесных, мне были обещаны холод, голод, прогрессирующий алкоголизм и смерть непризнанной под забором в канаве.

На этом месте я вежливо попрощалась:

— Мам, так как я отныне свободный художник, но вы этого принять не желаете, то созваниваться мы будем раз в год, на мой день рождения.

Матушка в гневе, да еще и подзуживаемая ругающимся рядом отцом, бросила трубку.

Удивительно, но оглядев свою комнату, находящуюся в творческом беспорядке, заполненную кистями, красками, холстами и альбомами, я не почувствовала огромной потери или стыда, оттого, что расстроила и огорчила свою семью.

А потом пришла неожиданная мысль, что мне уже давно тридцать два, и я вполне самостоятельная девочка, чтобы ждать одобрения от родни и жить, постоянно на них оглядываясь.

Вздохнула, выдохнула.

И поняла вдруг:

— Я рисую и мне хорошо. Остальное — в сторону.

Слишком долго я подстраивалась под этот мир и этих людей. Ожидаемого счастья такое поведение мне не принесло.

Надо попробовать наоборот.

К дому Одинцовых я прибыла вовремя и на такси, спокойная и слегка любопытствующая. На супругу Николая Николаевича мне посмотреть очень хотелось, да и поесть тоже. Обед, на который я была приглашена, получался у меня завтраком, так что его я очень даже предвкушала.

И в магазин за продуктами на обратном пути зайти надо, да. А то в холодильнике и кухонных шкафчиках по-прежнему шаром покати, а на одной пицце с суши вдохновение долго не протянет.

Милейшая Евлампия Серафимовна, открывшая мне дверь, с порога заявила:

— Ева или Лампа, пожалуйста, Анечка, дорогая! Мой скорее руки. Прошу за стол. Современная молодежь вся в делах, а поесть вечно забывает, так что уж прости старуху, кормить буду впрок.

Так я оказалась сидящей на почетном месте во главе стола, а Ева развернула свое гостеприимство на всю катушку.

И таки потчевала от души: борщ с пампушками, вареники с картошкой, творогом, вишней, три салата, разнообразные нарезки сыров, колбас, мясных деликатесов, овощи свежие и на гриле, домашний хлеб, торт, пирожки с яблоками и сливой, кулебяка и восемь сортов меда к чаю из самовара.

Меня можно было выносить, а вернее — выкатывать, уже после вареников. К кулебяке с пирожками я даже не поворачивалась, не то тут же на тарелку положат, или сразу в рот.

У Одинцовых было невероятно уютно, тепло и комфортно.

За обедом мы обсудили прошедшую елку, нынешних детей, их родителей, изменения общественных традиций за последние пятьдесят лет, страдания Николая Николаевича по поводу моего ухода из отдела грантов, а также феечек. А куда ж без них?

— Анечка, побуду нескромной, когда еще доведется, — за самоваром заявила Ева, заставив супруга поперхнуться чаем и вытаращить глаза. — Хочу попросить у тебя одну из твоих девочек-феечек. На стекло в кухне, как в Союзе делали — зубной пастой, можно?