— Как Джесс?
— Нет, у Джесса было иное оправдание — страх поражения. Отец обожал поражения. Они подкрепляли его статус достойного пьяницы.
Мерси посмотрела на деревья.
Листья трепетали на ветру. Сухие, но яркие. Зеленые.
— Как хорошо, что они у нас есть, — проговорила она и показала на деревья рукой. — Они по-своему рассказывают нам историю наших жизней.
— Да, — улыбнулся Люк. — Наверное, поэтому я — садовник.
Они допили пиво и вино и отправились в дом.
Ужин получился на славу. Еда была простой, но богато приправленной специями.
— А ты хороший повар, — заметила Мерси, нарезая сыр.
— Я прилично готовлю два-три блюда, — рассмеялся Люк, — фритату, креветки под чесночным соусом — все в этом роде. И жаркое из говядины. Но редко приходится готовить. Для себя почти никогда. Слишком усталым возвращаюсь домой. В основном питаюсь кемпбелловскими готовыми супами. Прекрасная вещь для одного. И еще ужинами «Крафта».
— А что это за фритата?
— Никогда не ела?
— Как-будто нет.
— Итальянский омлет. Заполняет всю сковороду. Можно положить лук, помидоры, зеленый и красный перец, немного грибов. И, конечно, яйца. Люблю фритату. И вообще плотно поесть. То, что надо в конце дня.
Они ели салат, сыр и молчали. Люк открыл две бутылки «Вальполичеллы».
— Раз ешь итальянское, значит, надо и пить итальянское.
Мерси уже успела изучить столовую: длинный, широкий стол, двенадцать стульев с гладкими, прямыми спинками, викторианские буфеты, зеркала, канделябры и люстра из красного стекла. И главная достопримечательность — украшенный узором из клевера, дубовых листьев и желудей семейный девиз, дошедший от Марбет и Проповедника: «Стань самим собой». Мерси слышала его историю.
— Люк, почему я здесь? — спросила она.
Он посмотрел на свою тарелку и положил руки по обе ее стороны.
— Потому что этот дом слишком велик для меня одного.
Мерси помолчала, отпила вина и закурила.
— А привидений недостаточно?
Он не поднял глаз и ответил едва слышно:
— Нет.
Она внимательно разглядывала его. Люк сидел и казался таким далеким: серые, седеющие волосы, хорошей формы уши, мускулистые плечи, руки с навсегда въевшейся грязью под обломанными ногтями, лоб, брови, скулы, губы. Опущенный к самой тарелке подбородок, веки с девичьими ресницами. Его полупустой стакан. Белоснежность рубашки. И тело под ней. Наклоненное вперед, но не ссутулившееся. Люк никогда не сутулился.
А он изящен, подумала Мерси. Редкое качество для мужчины, если он не выступает перед публикой — не актер, не танцор, не певец, не хоккеист и не звезда бейсбола…
— Это все, что ты хотел сказать? «Дом слишком велик»?
— Ты тоже одинока, — заметил Люк, словно предлагая Мерси сравнить их жизненные обстоятельства.
— Да, я тоже одинока.
— Зачем оставаться одиноким, если в этом нет смысла?
— Я не хочу быть заменой Джессу, Люк. Кем-то, о ком ты обязан думать и заботиться.
— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Меньше всего я думал об этом. — Он запнулся и добавил: — Ты мне нравишься.
— Тебе нужна сожительница, чтобы не таскаться одному по всем этим комнатам. Туда-сюда. Туда-сюда.
— Конечно, нет. Я просто…
— Ты просто не знаешь, как сказать: «Я тебя люблю».
Он поднял на нее глаза.
Мерси улыбнулась, но движения навстречу не сделала. Расслабься.
Люк снова потупился и прикусил губу. Передвинул стакан, затем поставил на прежнее место. Опустил руки на колени.
— Нам не нужно говорить, что мы любим друг друга, — продолжала Мерси. — Мне достаточно того, как ты сказал: «Ты мне нравишься». Потому что ты мне тоже нравишься.
— Это означает «да»?
— С определенными условиями.
— С какими?
— Я сохраню фамилию Боумен. Буду продолжать заботиться об Уилле, пока он во мне нуждается. Я привезу кое-какие свои вещи, чтобы сделать комнаты повеселее. Привезу кошек. И еще: мы разделим обязанности — я буду подстригать траву, а ты — пылесосить ковры.
Люк улыбнулся ей, но очень застенчиво; и именно в этот момент Мерси поняла, как сильно он хотел того, что произошло.
— И еще: я надеюсь, ты не станешь возражать, если я всем расскажу, что живу с человеком младше себя. Я буду этим гордиться. Меня спросят: «И сколько ему?» А я отвечу: «Пятьдесят. Неплохо для такой старушки, как я». И все согласятся.