Вернувшись от замполита, Новосёлов в полной мере поделился своими невесёлыми мыслями только с Глинским:
— Похоже, крыса у нас завелась…
— Да ладно тебе, Илья.
— Так вот не очень ладно, Инженер. Мякишев мне яснее ясного дал понять — есть у нас в группе «юный барабанщик». Ещё и меня обозвал хреновым командиром за то, что я его до сих пор не выявил.
— Дела-а, — протянул Глинский, — «Ты слышишь, друг, знакомый звук — тук-тук, тук-тук, тук-тук». И как ты собираешься выявлять этого «друга»?
Новосёлов пожал плечами:
— Замполит советовал «больше на комсомольскую организацию опираться»… Может, намёк на кого-то из наших «комсомолийцев».[13] От противного, так сказать…
Борис всерьёз не воспринял его слова:
— Слушай, а он советовал больше опираться или чаще отжиматься?
— Пошёл ты в жопу! — отмахнулся от него младший сержант. — Это не такие уж шуточки. Ладно, давай завтра помозгуем, что делать.
«Помозговать» на следующий день им, однако, не удалось, поскольку для Бориса и ещё пятерых курсантов, как выразился начальник курса майор Шубенок, «пробил час профессиональной истины». А если говорить более простым языком, их направляли в первую зарубежную командировку — на бортперевод. (Когда называли гарнизоны, куда предстояло убыть, «араб Борух» ещё раз напомнил о своей природной афористичности, прямо из строя переспросив: «Или или — или — и и?» В смысле: или в один из нескольких гарнизонов, или сразу во все?) Бориса направили в подмосковное Остафьево, в лётную часть с чугунными якорями перед входом в штаб. Там-то Глинский и узнал (хотя, в общем-то, догадывался), что предстоят ему несколько рейсов в Сирию. Перевозить предстояло, разумеется, оружие. Если всё пройдет штатно, командировка должна была занять недели две, максимум три. Рейсы были с «подскоком», то есть с промежуточной посадкой на обратном пути в Югославии.
Глинский еле успел позвонить домой и предупредить мать, что их на пару недель вывозят в загородный лагерь «на полевую практику по тактике». Надежда Михайловна ни о чем спрашивать не стала — она была женой генерала и про такие «практики» слышала не первый раз…
Начвещ эскадрильи выдал Борису положенное лётное обмундирование, а потом протянул ключ от шкафчика, где прикомандированные могли оставить свои личные вещи:
— Держи! Этот у нас — для переводяг.
Глинский открыл ячейку и не сразу понял, чьими вещами она была занята. Потом присмотрелся, отодвинул в сторону одежду и прочитал надпись на пластмассовой синей ленте кейса: «курсант Калибабчук». Этот парень учился курсом раньше Бориса и погиб несколько недель назад в Бермудском треугольнике. Собственно, погиб весь экипаж самолёта-разведчика, «работавшего» вдоль восточного побережья США, в основном вокруг Флориды. Фактически их сбили американцы. Фактически — потому что их «фантомы» ракет не выпускали и из пушек огонь не открывали. Они просто прошли слишком близко над нашим самолётом и буквально сбросили его в «плоский штопор». Курсанта тогда похоронили со всем экипажем по месту его постоянного базирования — в Североморске на Кольском полуострове…
Глинский позвал начвеща, и тот молча забрал нехитрый скарб, оставшийся от курсанта Калибабчука. А Борис в соответствующем настроении положил в шкафчик свои шмотки. Впрочем, несмотря на такое невесёлое начало, командировка прошла вполне штатно и без особых приключений. Разве что однажды случилось вот такое: самолёт-разведчик ВМС Израиля минут десять внимал безуспешным попыткам Бориса установить связь с аэропортом Афин, в зону контроля которого должен был войти советский Ан-12. Так вот «еврей» издевательски предложил свои услуги, причём на чистом русском языке: «Коллега-Аэрофлот! Скажи по-русски, что там „товарищ майор“ просит передать на „Афина-контроль“?» Борис на той же «еврейской» частоте повторил по-английски заученный текст от имени того же Аэрофлота: «Request clearance to enter your zone». Израильский разведчик деловито ответил уже через десять секунд: «Всё о’кей! „Афина-контроль“ прислал „квитанцию“. Сядешь в Дамаске — передай „Хафезу Асадовичу“: „Над арабской мирной хатой гордо реет жид пархатый…“»
Пять раз их гоняли до Дамаска и обратно с «обратным подскоком» в Дубровник. В Сирии их дальше аэродрома не выпускали, да и времени на экскурсии особо не было. Разгрузились, заправились, поели югославского лечо, водички попили, покурили, поболтали с «местными» — и на взлётку. Без розыгрыша дело, конечно, не обошлось. Как только первый раз сели, командир приказал переводяге-новичку выкопать артезианскую скважину — мол, воды на дорогу никто не даст. Даже лопату выдал. Но Борис сразу догадался, что это такой прикол…