— Отправляйся домой, Бегенч. Отдыхай. А мне надо немножко размять ноги. Засиделся очень.
— Завтра во сколько машину подать?
— Завтра? — задумчиво переспросил Тойли Мерген. — Насчет завтра… тебе в правлении скажут…
— Как же так?.. — не понял водитель. — Давайте же я вас подвезу! — настаивал он.
— Больше двух лет мы с тобой ездили, — продолжал свое Тойли Мерген, положив парнишке руку на плечо. — Хлеб-соль делили. Что ж, спасибо тебе, сынок, за все. Если когда чем и обидел, прости…
Он повернулся и пошел дальше.
«О чем это он? — озадаченно выпятил губы Бегенч. — Ну, пропесочили на собрании… Неужели Тойли-ага больше не председатель?!»
Несмотря на поздний час, жена Мергена еще не спала. Нахохлившись, она сидела в углу, глядя в пол, и веки у нее казались припухшими.
— Ты почему не легла, Акнабат? — как можно спокойнее произнес муж. — Не нужно было меня ждать, выспалась бы, по крайней мере.
— Какой тут сон! — печальным и укоризненным тоном, на который ей давали право тридцать лет совместной жизни, произнесла женщина. — Что они с тобой сделали?
— И не стыдно тебе? — с досадой воскликнул Тойли, заметив предательский блеск в ее глазах. — Ну-ка, вытри слезы! У тебя такой вид, будто я опять на войну ухожу, где каждую минуту могут убить. Нечего сказать, умеешь ты себя держать в руках!
— Я спрашиваю, что они с тобой сделали? — повторила Акнабат, словно не слыша укоров мужа.
Вместо ответа Мерген неторопливо разделся, вымыл руки, потом накинул на плечи свой домашний вельветовый халат хивинского покроя и прошел к столу.
— Сняли меня, мать, — глухо произнес он наконец после продолжительного молчания.
— Вах! То-то я смотрю, Артык-ших со вчерашнего дня словно на крыльях летает, — прикусив уголок платка, сказала Акнабат. — Я сразу почувствовала, что не к добру это.
— А с чего ему радоваться?
— Можно подумать, что ты не знаешь своего лукавого родственничка. Да он перестанет быть Артык-шихом, если чужое несчастье не доставит ему удовольствия.
— Может, у него в этом деле свой интерес есть? — заметил Тойли. — Одной радостью ведь сыт не будешь.
— А то ты не понимаешь, какой у него интерес! — рассердилась даже Акнабат. — Он же надеется, что новый председатель не помешает ему торговать амулетами и знахарством заниматься.
— Ох, этот святоша! Прямо не знаю, что бы я с ним сделал! Ну, да ладно!.. А что касается колхозников, — после некоторого размышления продолжал Мерген, — то, как всегда в таких случаях, — одни будут рады-радешеньки, другие недовольны. Но и мы из-за этого горевать не станем… Ну-ка неси, что у тебя там есть, хоть перекусим немного, а там видно будет.
Не успела Акнабат подать мужу еду, как на пороге появился ее старший брат Гайли, по прозвищу Кособокий.
— Заходи, заходи, — приветливо встретил его Тойли. — Садись-ка со мной.
Гайли снял свою неизменную островерхую шапку на меху, пристроил ее на вешалке и, ступая бочком, прошел к столу.
Его неуклюжая походка имела свою историю. Когда Мерген был еще совсем несмышленышем, Гайли успел вытянуться в длинного юношу. Но уже тогда у него проявился легкомысленный характер, что приводило родителей в отчаяние. Упрямец и бездельник, Гайли целые дни предавался детским играм или купался, а когда и это надоедало, собирал ватагу совсем не оперившихся подростков и устраивал посреди аула скачки на ишаках, вздымая вдоль улицы тучи пыли и заставляя бесноваться окрестных собак. Да, в этом деле Гайли слыл мастером. Не было для него большего удовольствия, чем укротить какого-нибудь норовистого молоденького ишака.
— Осторожнее, он же тебя лягнет! — не раз кричали ему в таких случаях, но он не обращал внимания.
В конце концов необъезженный ишак сбросил его однажды на твердую, как камень, землю.
Гайли провалялся почти месяц, воя от боли и держась за бедро. А когда поднялся, стал ходить не то что прихрамывая, а как-то бочком. С тех пор и закрепилась за ним кличка Кособокий.
Гайли, еще не успев сесть, вытянул длинную шею, окидывая стол ищущим взглядом.
— Есть-то я, пожалуй, не хочу, — сказал он и облизал сморщенные губы, — а вот если у тебя молочко от бешеной коровы найдется, я бы не отказался горло промочить.
Акнабат, ни слова не говоря, достала из холодильника запотевшую бутылку водки и вместе с рюмкой поставила перед братом. Не найдя на столе второй рюмки, Гайли обнажил в улыбке щербатые зубы и уставился на Тойли Мергена.
— А ты что же? Или, дожив до седых волос, решил праведником стать?
Мерген промолчал. Но Кособокого это не обескуражило. Он наполнил рюмку, мигом ее опрокинул, зацепил с тарелки зеленый лук, понюхал его, положил обратно и закурил.