Так он мигом уладил все мои невеселые дела.
От радости я чуть не подпрыгнул. Позабыв даже поблагодарить, побежал в общежитие.
"Подожди-ка!" — услышал я позади себя.
Вздрогнул, чуть не упал, споткнувшись. Может, Андрей Платонович передумал?
Когда я, призвав на помощь бога, с трудом повернул голову, Андрей Платонович спросил, есть ли у меня хоть какие деньги. Я вывернул свои карманы и обнаружил рубль. Андрей Платонович покачал головой, сунул мне в карман пиджака десятку, сказал:
"Завтра в бухгалтерии получишь аванс. А сейчас иди, желаю тебе успеха!" Он хлопнул меня по плечу.
В совхозе я проработал около года. Вначале, как и говорил Андрей Платонович, я возил кирпич. Наверное, из того кирпича, что я навозил, выстроили домов десять, не меньше И каких домов! Хоть стой да любуйся. Потом я возил на хлопковые поля навоз и азот. Тучная целина, до которой веками не доходили человеческие руки, дала невиданный урожай. Кажется, раза два я получал премию. Зимой снова перешел на стройку. Одновременно строились семь двухквартирных домов. Андрей Платонович сказал, что одна из комнат будет моей, когда возведут эти дома. Я думал, что получу комнату и привезу сюда мать. Но, видно, счастью не по пути со мной…
— Почему же?
— Вот слушай! Мы возили цемент. В день делали по пять-шесть рейсов. Кажется, это был мой третий рейс. Только выехал на дорогу, смотрю — стоят трое с вещами. Мешки, сумки… Подняли руки. Можно бы проехать мимо, но опять подвела дурная привычка. Не могу я проехать мимо хрустящих рубликов! "Трое. С каждого по два рубля. Итого шесть". Так подсчитал я и остановил машину. Один сел ко мне в кабину, двое забрались в кузов. Пожилой мужчина, тот, что сел со мною рядом, оказался шутником и балагуром. За разговорами я и забыл об осторожности. У самого совхоза ссадил их, взял за проезд и еще деньги держал в руке, — глядь, рядом остановился "газик". Вот тебе и на! Андрей Платонович! "А! Он ко мне хорошо относится, за такую мелочь не будет ругать, покачает головой и проедет мимо!" — подбадривал я сам себя, по-собачьи улыбаясь. Думал, и он улыбнется. Но, вижу, ему не до улыбок. Словно застыл, смотрит на меня из машины, и не просто смотрит, а прямо-таки сверлит глазами. Когда я увидел этот взгляд, мне тотчас же вспомнился башлык, каким я его увидел в последний раз. Тошно мне стало. Чего он молчит? Андрей Платонович тихо спросил:
"Ты, голубчик, возишь цемент или же людей?"
У меня язык не повернулся что-либо ему ответить. Только голову опустил. Андрей Платонович не кричал, не угрожал.
"Если ты не сводишь концы с концами, почему не сказал мне? Разве такой должна быть дружба, голубчик?" — укоризненно добавил он и совсем уничтожил меня этими словами. Поехал.
— Что же было дальше?
— Что дальше? Не дожидаясь расчета, в тот же день я прихватил свои пожитки и покинул совхоз. Стыдно было в глаза взглянуть Андрею Платоновичу.
Пендикули посмотрел в окно. Было ветрено, шел дождь, но парень словно не замечал ни дождя, ни ветра.
— После этого, братец, поработал я не в одном и не в двух местах. Всего не перескажешь. Расскажу о последней своей работе, и на этом кончим. — Пендикули закурил и сделал несколько глубоких затяжек. — Да, братец, после этих мытарств очутился я наконец в третьем автопарке, на краю города. Позвали знакомые ребята. Пошел я туда. Сразу же приняли. Особенно и не расспрашивали. А мне это и нужно было. Дали мне новенькую трехтонку. Хоть птицу обгоняй на ней. Куда посылают, туда еду, что приказывают, то делаю. Не получал премий, как в совхозе, но работой на первых порах был доволен. Сам знаешь, настроение шофера зависит от начальства. Директора нашего звали Сопы Союнов. Хороший был мужик. Понимал людей. Щедрый, широкий. Легко было добиться его расположения. Стоило лишь с получки пригласить в ресторан, поставить пару котлет да пять бутылок пива — после этого можно делать что твоей душе угодно. А шоферу что еще надо? Я радовался, думал — наконец-то пофартило. Но… Ох, сколько смысла таится в "но"! Недолго длилась эта благодать.
Однажды я вернулся с очередного рейса, решил позвать начальника поужинать. В этот день мне кое-что перепало. Я просунул голову в дверь директорского кабинета и увидел, что на месте Сопы Союнова сидит чернявый человек с большущими круглыми глазами. Спрашивает:
"Тебе кого?
"Сопы".
"Его нет".
"Где же он?"
"Об этом спроси у прокурора".
Я сделал два шага назад. Он спросил:
"Как твоя фамилия?"
"Я?.. Я Пендикули".
"Не Мурадов ли? Шофер девяносто второй машины?" "Он самый".
"Ну, если он самый, садись!"