– Женька?.. Ты откуда, черт, взялся?!
А дальше все как в жизни: задушевно, слегка суетливо и по-пьяному деловито.
В тот вечер столичный Гермес (впрочем, бог торговли везде одинаковый) получил изрядный "навар". Шитов вытряхнул из пластикового пакета немало крупных купюр, и все они разошлись по рукам продавцов близлежащих гастрономов. Пережитая днем опасность требовала грандиозной разрядки. А какая разрядка без вина? Ну и закуска к нему: колбаса, ветчина, карбонат… Ну и сосисок заверните. Парочку.
– Я понимаю так: пить – так пить! – говорил друг Чепрагин в лифте, ползущем вверх, на восьмой этаж. – А у нас с тобой, Женя, извини, только на один вечер. Да и то до половины десятого. Слабо, слабо. Совсем ты, Женя, на своем острове от отдыха отвык!
– Ну, не скажи, Володя, – возразил Шитов, покосившись на здоровенный пакет с бутылками и снедью. – Да здесь не меньше, чем дня на три.
– На два, если уж быть точным, – поправил Чепрагин. – Вот увидишь! Один день – пьем, другой – похмеляемся…
В Москве Шитов задержался ровно на пять дней.
Они сидели в полупустой трехкомнатной квартире и пили, лишь изредка выскакивая на улицу – к ближайшему киоску. Денег было много, и таяли они очень медленно. А может быть, они не таяли совсем.
На шестой день Чепрагин проводил Шитова на вокзал. Билетов не было, но поезда на юг еще ходили. Шитов по-московски расцеловался с Чепрагиным на перроне, по-сахалински щедро сунул проводнику в руку – и забрался в плацкартный вагон. Махнул другу в окне, когда поезд тронулся, и отправился к жене на юг.
– Вы думаете, мыть золото на Колыме – это курорт? – час спустя вопрошал Шитов хриплым запойным голосом. Он сидел по-царски – во главе стола, густо уставленного бутылками и снедью, и фантазировал. Пять дней, проведенных в столице, давали о себе знать неутолимой жаждой к пиву и страстью к разговору по душам. -Да черта с два – курорт… Летом – комарье грызет, зимой – мороз такой, что язык к нёбу примерзает… Но уж зато золотишка намоешь – и в Гагры, прямым рейсом Якутск – Батуми. Через Москву, естественно, через Москву…
Шитов отводил душу, изредка срываясь на мат, а собутыльники Леша и Вася пили дармовое пиво и слушали. Потом к ним присоединился Толя. А еще потом Шитов прилег отдохнуть. Спал он часа два, не выпуская холщовую сумку с деньгами из рук, и проснулся глубокой ночью от сильной жажды.
– Что за станция? – спросил он у проводника.
– Новоряжск. Стоянка десять минут, – ответил тот. "Успею", -подумал Шитов. И отправился на вокзал за пивом. Он еще расплачивался в буфете, а поезд "Москва – Симферополь" уже поспешно выбирался из Новоряжска, торопясь в край курортов, дешевого вина и легких любовных побед.
Часа через два вполне утоливший жажду Шитов сел на поезд Москва -Туапсе. Опять в кассе не было билетов, но места в вагоне были, только плати. Кое-кто из пассажиров еще не спал. Они дружно слетелись на дармовое бульканье. Раздобыли стакан и немного закуски.
И снова Шитов сидел во главе стола.
– Нам, буровикам, деньги вот такие платят, – говорил он, растопыривая руки в стороны. – Честно! Метр породы пробуришь -сто тысяч, считай, в кармане. В момент! Бывало, сядешь в "вертушку" – ну, в вертолет, значит, и – в контору, за деньгами, всей бригадой. Ну а там – кому пять "лимонов" за месяц, кому – десять… кто как работает, тот так и получает! Мне однажды сторублевками зарплату выдали. Ты прикинь, тысяча пачек… Ни в сумку, никуда не лезет… Так с мешком за плечами по Тюмени и ходил.
Сидевшие рядом слушали и подмигивали друг другу. Ну да, конечно, буровик из Тюмени… Видали мы, братцы, таких буровиков! Врет мужик. Ну, запил… Ну да с кем не бывает?
И опять компания не удержала Шитова. А может, просто она ему не понравилась. Поздним утром, отоспавшись на верхней полке (сумка прижата к груди, да кто на нее позарится?), Шитов вышел за пивом на очередной станции. Обратно в вагон он не вернулся: надоело сидеть в окружении халявных лиц. Побродил по местному рынку, поглядел, что такое – украинские купоны. Купил штук восемьсот карбованцев и тут же их в ближайшей пивной и потратил.
На вокзале, когда Шитов ждал очередного поезда, разговорился с дежурным милиционером.
– Бомж? – спросил сержант-украинец.
– Да нет, просто еду.
– И документы есть?
– И документы.
Сержант полистал паспорт, глянул на прописку.
– С Сахалина, что ли? Далековато забрался! Я и сам служил во Владике. Остров Русский, слышал о таком? Ладно, иди. Сейчас поезд придет… На билет-то – есть?
– Найду…
Опять подкатил поезд. И снова Шитов проводнику – деньги в руку и – в вагон. Сел и поехал. И ехал до самой ночи – часов примерно до двух. И снова вышел за пивом…
Какой это был поезд – третий по счету?
Четвертый поезд был бакинский. Около трех часов ночи Шитов (проводнику – деньги в руку) забрался в тамбур. Почти тотчас же заскрипело железо, и скорый бакинский рванул от станции, названия которой Шитов не запомнил, а автору у Шитова спросить было недосуг.
– Подожди здесь, в тамбуре, да? В вагон не иди, слышишь? -проводник-азербайджанец с лязгом захлопнул дверь. – Я пойду, посмотрю, где есть места…
Проводник ушел и больше не возвращался. Шитов стоял в тамбуре – и ехал, ехал… Поезд рвался в Баку, проскакивал станции, не останавливаясь, и перегоны были длинные-длинные, как ночь или даже как сама жизнь.
Ноги у Шитова подгибались от усталости. Сначала он присел на корточки, опираясь спиной о тамбурную перегородку, потом и вовсе сполз на пол. А еще потом Шитова укачало настолько, что он свалился на бок и уснул.
Шитов не слышал, как в тамбур вошел проводник.
– Цх! – издал проводник свистящий звук. Брезгливо перешагнул через спящего Шитова и пошел дальше – к вагону-ресторану.
А ближе к утру в тамбур вышли покурить два пассажира.
– Гляди, разлегся, да? Как дома… Ну, ты, вставай!
Шитов медленно встал, утомленный, укачанный и очумелый.
Что в сумке везешь? Ну-ка, дай!
– Цх! – присвистнул второй пассажир. – Да что у него в сумке может быть? Пара вонючих носков… Эй, малой! Ты почему здесь стоишь? Ты без билета стоишь? А прогуляться на улицу ты не хочешь?
Он усмехнулся и рванул на себя дверь…
– Думаешь, я шучу, да? Шучу?
Шитов покачал головой:
– Нет. Не шутишь.
В открытую дверь было видно, как набегают и отскакивают назад, в хвост идущему поезду, кусты, деревья, столбы… Вот показались дома…
Поезд замедлял ход.
– Ну, повезло, что станция… Цх! Пошел вон, рвань!..
До Ялты оставалось совсем немного – километров триста. Всего-то и надо было – дождаться очередного поезда. И Шитов его дождался.
Хороший был поезд.
Последний. Пятый…
Тогда он все-таки довез деньги. Довез почти все (траты на проезд и прочее – не в счет, а в Москве, как понял Шитов, деньги не таяли). Но тогда Шитову повезло: никто и подумать не мог, что в замурзанной за десять дней холщевой сумке лежит… ну, достаточно лежало там. Не догадались. Иначе бы Шитов до Ялты не доехал.
Теперь же расклад был иной. Это двое – пустоглазый и тот, кто с ним рядом, наверняка знают, какую сумму везет с собой Шитов. И они не отстанут. Они будут ходить по пятам – здесь, на пароме, в Ванино на вокзале, в поезде… Рэкет не захочет остаться без денег. Зачем тогда рассказывать эти страшные по сути, но такие безобидные на первый взгляд анекдоты? Эти двое уже не отстанут. Второго такого длинного, но, к счастью, закончившегося благополучно перегона Москва – Ялта уже не будет…
Вернувшись на Сахалин, Шитов с головой окунулся в привычную редакционную суету. Народ только-только начинал подтягиваться из длинных северных отпусков, и работы было навалом.
– Ишь, ты, как загорел! Где отдыхал? В Ялте? Орел! – ответсек Локтеев с восхищением глядел на Шитова. – А я осенью собрался в отпуск идти. Как раз рыбалка пойдет -нельма, таймень… Кури, – он протянул сигарету. – Небось, поистратился-то, в отпуску… В Ялту съездить – не шутка! И где только ты денег столь взял, чтобы два месяца на пляжах загорать!
– Как – где? Накопил, – сказал Шитов, но ответсек лишь недоверчиво хмыкнул в ответ:
– Да уж, накопишь, пожалуй, с наших-то гонораров…
Локтеев курил и как-то по-особенному внимательно приглядывался к Шитову. А тот разливался соловьем: