Минтай и лосось, краб и креветка, икра морского ежа и прочее, и прочее поплыли за рубеж в грузовых трюмах РС и БМРТ. А из-за кордона везли на остров японскую видеотехнику, южно-корейскую одежду, американские продукты, китайский ширпотреб. И, конечно же, подержанные автомобили.
Там, где ничего не смогли сделать пушки, победили человеческая жадность и недальновидность политиков. Золотой запас Сахалина – морепродукты – разменивался на штампованное железо и модное барахло!
Поглядывая на остров из российского далека, Москва покусывала локотки. Впрочем, недолго.
Один столичный профессор, отчаянный реформатор и демократ до кончиков ногтей, хорошо знал, как Сахалину можно разбогатеть, и вознамерился поделиться своими прожектами с островитянами. Прежде всего, говорил он, необходимо создать на Сахалине свободную экономическую зону – СЭЗ, и тогда от иностранных инвесторов не будет отбоя. А кому 'пробивать в верхах' эту новаторскую идею? Ну, конечно же, верным сподвижникам, вслед за профессором нагрянувшим на Сахалин из Москвы. Однако, чтобы 'пробивать' идеи 'в верхах', нужна власть. И профессор ее получил, став первым сахалинским губернатором. Островитяне избрали москвича, рассчитывая с его помощью стать независимыми от… самой же Москвы! Вот уж, действительно, провинция.
Создание СЭЗ растянулось на несколько лет (кстати, она так и не была создана). Борьба 'в верхах' шла с переменным успехом и отнимала у губернатора и его команды все свободное время. Приходилось месяцами сидеть в Москве – и пробивать, пробивать… А в перерывах между схватками с чиновниками губернатор мотался по миру и зря хлеб не ел: убеждал заграничных бизнесменов в том, что остров весьма неравнодушен к развитому капитализму.
То и дело неистовый губернатор заявлял на весь остров, что еще немного, еще чуть-чуть, последний чиновничий бастион в Белокаменной рухнет, долгожданное решение о создании СЭЗ будет принято, и тогда… О, тогда!.. Впрочем, светлое будущее на отдельно взятом острове аккуратно откладывалось. А тем временем приезжие бизнесмены торопливо сколачивали капитал на сахалинской рыбе. И чем красивей рассуждал губернатор о грядущих временах, тем активней действовали на острове 'чужаки'. Так что даже непосвященному было ясно: война между 'своими' и 'чужими' всего лишь вопрос времени.
Квоты на добычу морепродуктов – вот что должно было стать главным призом в этой войне! Начиналась она исподволь – в кабинетах чиновников, в офисах бизнесменов, в редакциях местных газет. А нераскрытые убийства и исчезновения лиц, причастных к распределению промысловых квот, двигалось следом…
Однажды в августе, на втором этаже недавно открытого "Сахинцентра", в кабинете генерального директора АОЗТ "Блонд" Бориса Гарца встретились три человека.
Один из них, лет тридцати пяти, всего пару часов назад прилетел из Москвы, а потому был несколько вялым с дороги и неразговорчивым. Другой же гость, лысоватый толстячок в костюме-тройке, с золотыми запонками в рукавах модной кремовой рубашки в крупную розовую полоску,то и дело шутил, рассказывал какие-то истории… Впрочем, опытный Гарц за излишней болтливостью Фалеева(так звали толстячка)угадывал некоторую растерянность исполнительного директора СП "Посейдон", причем целиком относил это на счет прилетевшего из столицы Каратова.
В третий раз пригубив из стопки, но не выпив коньяк и наполовину, Гарц закурил и с минуту помолчал, собираясь с мыслями.
– Вчера я был в нашем рыбном департаменте, у Волкова, – начал он издалека. – Между прочим, узнал любопытные вещи. Вы знаете, сколько сахалинских предприятий "заколотило" в свои уставы добычу и переработку морепродуктов? Три тысячи! Каково?
– Тесновато становится у нас на острове, – заметил Фалеев. – Помню, когда я брался за рыбалку, нас всего десятка три было. Так ведь, Боря? А теперь, выходит, три тысячи? Скоро плюнуть будет некуда!
– Уже некуда, – сказал Гарц с нажимом. – Скоро дойдем до того, что будем ловить креветку поштучно, – и повернулся к Каратову. – Вот у тебя, Саша, четыре судна…
– Уже шесть, – поправил Каратов, с удовольствием заметив, как вытянулось лицо у Фалеева. – Мы еще два судна взяли у американцев.
Гарц быстро взглянул на Фалеева: ох, и прыткий же этот москвич!
– Бербоут-чартер?
– Он самый. Дороговато, конечно, зато суда – первый сорт. У нас, в России, таких пока не строят.
– Так, шесть, значит… Это – много, Саша. Много! – Гарц изящно стряхнул в морскую ракушку серебристый столбик пепла. – У тебя шесть, у меня четыре, да у Степаныча… Сколько там у тебя, Фалеев?
– Две единицы. Всего! И это у меня, коренного сахалинца!
– Две… – Продолжал Гарц все так же спокойно. – Ну, вот видите, друзья, уже двенадцать судов набирается. Двенадцать! Чтобы загрузить их работой, потребуется квота примерно в двадцать тысяч тонн. И это только минтай. А палтус, камбала, лосось, наконец? Я уж не говорю о креветке…
– В последний раз мне всего три тонны выделили, – с обидой ввернул Фалеев. – Три! А кое-кому, я знаю, тридцать разрешили ловить.
– Кое-кому – это мне? – голос у Каратова был спокойным, зато прищур – недобрым.
Фалеев пожал плечами:
– Все может быть… Ну а если это и так, то что? Хочешь сказать, я ошибаюсь?
Теперь Фалеев уже не улыбался и не шутил. Его чуть навыкате глаза в упор смотрели на Каратова. " Быстро же он заводится, – отметил Гарц. – А этому москвичу – хоть бы что! Сидит с таким видом, словно бы его это ничуть не касается…"
– Что же вы предлагаете? – подчеркнуто вежливо спросил Каратов, обращаясь к Гарцу. – Мне – вдвое сократить свой флот, или Фалееву – вдвое его увеличить?
– Ни то, ни другое, Саша.
Ого! Это было что-то интересное. Каратов откинулся в кресле, приготовился слушать, даже ногу за ногу заложил, – ни дать, ни взять американский бизнесмен на деловых переговорах. " Да ты хотя бы пару фраз по-английски сможешь связать?" – подумал Фалеев с неприязнью. Уточняем: да, смог бы. Каратов довольно бегло говорил по-английски, и это весьма облегчило ему общение с американцами там, в Сиэтле, куда он летал договариваться о рыбопромысловых судах по бербоут-чартеру.
– Что же вы предлагаете, Борис Моисеевич? – повторил Каратов.
– А вот что, – Гарц выдержал значительную паузу. – Я предлагаю тебе, Саша, серьезно подумать о будущем твоей фирмы.
– То есть?
– Пойми меня правильно… Наш губернатор – человек пришлый, и попал на остров, можно сказать, случайно. Сколько он еще здесь пробудет? Ну – год, ну два… И все! Потом он уедет к себе в Белокаменную, а мы, сахалинцы, останемся здесь, на острове. Ведь бежать-то нам – некуда!.. Понимаешь, что я имею в виду?
– Что вы хотите? – помолчав, спросил Каратов.
– Только одного: чтобы мы не мешали друг другу, – мягко сказал Гарц. – И чтобы мы в конце концов друг друга поняли.
Наступила долгая пауза.
– По-вашему, понять – значит, поделиться квотами. Так, Борис Моисеевич?
– Мы хотели бы не мешать друг другу, – уточнил Гарц. – Извини, но ты залезаешь местным рыбакам в карман. Надо быть немножко скромней, Саша!.. Кстати, извини за вопрос… Ты сколько уже на острове живешь?
– Это имеет какое-то значение?
– Ну как тебе сказать?..- неожиданно голос у Гарца подернулся легкой грустью. – Вот я здесь с рождения живу. И эти места для себя родными считаю. В отличие от тех, кто приезжает сюда на сезон, другой – на заработки – и возвращается на материк, так ни черта и не поняв, что это за остров и какие здесь люди живут. Так-то, Саша!
Трое сидели молча. Каждый думал о своем.
Гарц вспомнил, как несколько дней назад ему позвонил давнишний знакомый – Малюгин, и предложил встретиться в каком-нибудь " неброском месте". Когда-то они оба работали на судах, принадлежавших Корсаковской базе океанического рыболовства, ходили в моря, потом их дороги разошлись. Гарц подался освобожденным профсоюзным деятелем в бассейновый комитет моряков, а Малюгин неожиданно исчез с горизонта и появился на Сахалине лишь в конце восьмидесятых, причем совершенно в неожиданном качестве. Бывший старпом за эти годы дослужился до звания капитана органов госбезопасности… Изредка они встречались, однако дальше привычного – "как жена, как дети?" – разговор не заходил.