- Сереженька, мы вас ждем у себя через пол часа. Надеюсь, ты не забыл?
- Разве ж тут забудешь? Ты же из меня тогда всю душу вытрясешь. - Я честно старался, чтобы голос не выдал моего состояния, но, кажется, не очень преуспел.
- Так и знала, что надо вас поторопить, - мама рассмеялась, - а то бедной девочке совсем продыху не даете, два обалдуя.
- Бедной девочке? О чем это ты? Нет, не надо! Мы уже выезжаем.
Я положил трубку и посмотрел на наше отражение в зеркале. Усмехнулся, заметив, что мои слова не оставили никого равнодушными - мы все были одинаково возбуждены. Машино возбуждение я любил всегда, но еще больше мне нравилось, когда она, растрепанная, раскрасневшаяся и разомлевшая от наших ласк, безвольно лежала между мной и Мишей, с трудом переводя дыхание. Тогда я легонько проводил ладонью по ее коже, поглаживая, такую нежную, мягкую и родную девочку. Какой невероятно красивой она была в такие моменты!
- Ничего не поделаешь, - я непритворно вздохнул, пряча подальше свои фантазии, - придется на время отложить новое исследование. Но учти, когда вернемся от родителей, тебе, милашка, - указал на Машино отражение, - не отвертеться.
- И не собиралась, - хмыкнула Маша, уже успевшая взять себя в руки, - поехали уже, совратитель.
Всю дорогу Машенька заметно нервничала и, пока мы поднимались на третий этаж (она у меня на руках), едва не оторвала пуговицу на моей рубашке.
- Я так не нервничала, даже когда впервые выступала с докладом на собрании акционеров, а мне тогда было всего шестнадцать, - призналась она.
Миша тоже "включил бронежилет", это я так прозвал его состояние, когда он становится серьезным и сосредоточенным, а лицо превращается в каменную маску. Это означало, что он тоже переживает, но старается делать вид, что ему все равно. В отличие от них, я был почти спокоен. Почти. В том, что мама на нашей стороне я не сомневался ни секунды. И папу она, наверняка, хорошенько "обработала". Но сомнения, всё же оставались. Очень уж негативно от отнесся к нашему "трио".
У самой двери я поставил Манюню на ноги, чтобы позвонить в дверь, но тут она вспомнила, что забыла помаду.
- Черт, черт, черт, - повторяла она, лихорадочно роясь в сумочке, - ее нет! - Она чуть не плакала и не слушала никакие заверения в том, что и так очень красивая. Нервы. Оно и понятно. Отчаявшись достучаться до Маши словами, я наклонился, захватил ее нежные губы и начал целовать. Я хотел только немного отвлечь ее и успокоить легким поцелуем, но Маша с такой страстью ответила на него, что он стал захватывать нас. С каждой секундой я все больше углублял поцелуй. В какой-то момент Миша сильной рукой повернул Машино лицо к себе и, схватив в кулак волосы у нее на затылке тоже впился жарким поцелуем в ее губы. Одной рукой наша девочка обнимала меня за шею, второй зарылась в его волосы, притягивая ближе к себе.
Я прижался к любимой всем телом, обвивая тонкую талию одной рукой, а другой обхватив грудь, сквозь ткань лаская твердый сосок. Обвел языком ушко и слегка на него подул, приласкал мочку, потянув за серьгу, провел губами по шее до ключицы, легонько прикусил кожу. Оставив грудь, провел ладонью вниз. Мишина рука сразу же накрыла девичью грудь вместо моей. А я приподнял подол платья, лаская пальцами ножку, обтянутую чулком. Рука двигалась все выше, туда, где заканчивался чулок и начиналась нежная кожа, еще выше, где за тонким кружевом трусиков было горячо и влажно. Маша выгнулась в руках, сильнее запрокидывая голову, слегка раздвинула ноги, открываясь моей ласке, и тихонько застонала. Миша заглушил стон еще более глубоким поцелуем. Манюня наощупь расстегнула несколько пуговиц на моей рубашке, чтобы провести ногтями по коже, от чего я резко выдохнул, сжав зубы. Не знаю до чего бы все дошло, но на одном из верхних этажей лязгнул замок. Резкий звук резанул по нервам, заставив вздрогнуть, и вернул нас в реальность.