– Смотри, Галочка, какой красивый мальчик, – произнесла старая. – Он будет твоим мужем.
Витек неожиданно резко взмахнул рукой, и старуха получила по морде, отвалив в сторону.
Анфиса подхватила столь агрессивного юношу и повела его обратно с улицы. Только в самый последний момент, когда он уже заходил и надежды на свежий воздух ушли, как прошлогодний снег, Витек заметил блик от хромированного бампера, и сердце его екнуло. Вот она, родная. Ничего, он позволит над собой поиздеваться и завтра утром будет в обществе местных обитателей вести себя уже спокойно, а иначе и быть не могло, так как ему сделали клизму и засыпали внутрь кучу таблеток. А к тому же еще что-то интересное ввели через кишечник, после чего Витек стал сам не свой, превратился в живую куклу.
Очнулся он сидящим на лавке. Солнышко светило прямо в рожу, а перед ним стоял красавец «Линкольн Тауэр». Тряхнув башкой, Резина понял, что ему уже ни до долларов, ни до «Линкольна», ему ни до чего. Он посмотрел на порезанную руку, повязку с которой уже убрали, поглядел на рану и понял, что сегодня для него еще вчера, а на самом деле сегодня уже сегодня, так как почти целые сутки благодаря колесам он в этом мире отсутствовал и вел бессознательный образ жизни, подобно улитке.
Резинкин, находясь даже в полубредовом состоянии, осознавал красоту находящейся перед ним машины. Не зря ему сулили просто бешеные бабки за угон такой красоты. Голубоглазая лысая старуха вместе со своей дочерью Галочкой вышли из глубины небольшого садика, не успевшего еще разрастись на территории недавно заложенной больницы, и, обогнув здоровенный автомобиль, уселись на лавочку рядом с Витьком.
– Ну вот, доченька, твоему мужу уже лучше.
Витек подумал о необходимости съездить бабке по морде еще раз, но затем, вспомнив последствия данного поступка, решил отменить физическое воздействие. Он спокойно сидел и даже позволял молоденькой сумасшедшей девушке трогать свою больничную пижаму и издавать восторженные звуки. Ни одного членораздельного слова от нее, похоже, никто и никогда не слышал.
«А ведь неплохой вариант для брака», – ни с того ни с сего подумалось ему. Будет всю жизнь только гугукать и ничего не скажет, ни одного слова.
– Молодой человек, а у вас есть высшее образование? – начала расспросы мамаша.
Витек посмотрел на бабку, наклонил голову набок и собрал глаза в кучу.
– Конечно, целых три, – ответил он, засунув язык между зубами, от чего раздалось шипение.
– Хотите иметь детей? – зудела бабка.
Витек, резко забросив голову вверх, глядел в синее, безоблачное небо. Так, не опуская головы, он пошел прочь от двух женщин и начал обходить здоровую машину.
Разыгрывая из себя полного придурка, Резина умудрился заглянуть в салон и увидеть приборную панель. Ничего сложного в этом нет, казалось бы, но только не тогда, когда ваша голова задрана вверх и вы не можете вернуть ее в нормальное положение, дабы не сойти за резко выздоравливающего. Резинкину пришлось сесть перед дверцей со стороны водителя и согнуть колени так, чтобы глаза, обращенные вверх, смогли хотя бы под углом пронаблюдать все, что происходит внутри. Поза, в которой находился Резинкин, была весьма неудобной, но каково же было его удивление, когда сумасшедшая девушка с пшеничными волосами села с ним рядом и точно так же, как и он, уперлась подбородком в стекло. А сзади стояла мамаша.
– Правильно, дочка, делай все точно так же, как и твой муж.
Галочка посмотрела на маму, оскалилась и загыгыкала, а из уголка рта на сиреневую пижамку потекла капелька слюны, видимо, ядовитой.
Тень накрыла небо. Нет, это не дождик, это доктор Гришевич лично вышел к своим пациентам.
– Ну что ж, дружочек, – так как лицо Резинкина продолжало находиться в состоянии, параллельном небу, то большого труда заглянуть в него доктору не составило. Витек, продолжая находиться глубоко в себе, не сразу встретился глазами с доктором. Спустя несколько секунд он скользнул по лицу и снова ушел в себя. – Завтра тебя, дорогой, заберут отсюда в областную клинику, а наше спецучреждение не для таких, как ты.
Тем временем Резинкин мотал информацию на ус, никак не обозначая работу шариков и роликов. Он спокойно выяснил, что, похоже, педали механичкой не заблокированы, сигнализация тоже не включена, иначе после множественных прикосновений к машине окрестности были бы оглушены ревом сирены. Вскрыть этого кашалота не составит труда.
Поднявшись и позволив себе переключиться с неба на боковой обзор слева, Витек, переступая мелкими шажками, пошел к воротам. Остановившись на минутку около стальных чудовищ, он, подогнув локоточки и высунув язык, побрел к охраннику и, приблизившись к стеклу, защищавшему нормального человека от не совсем здоровых, закрыл от удовольствия глаза и послал офигевшему охраннику воздушный поцелуй. Потом развернулся и побрел к лавочке, что была напротив автомобиля.
Ударили в рельс. Большинство из гуляющих соображали, что надо заканчивать прогулки и отправляться кушать, а затем баиньки, только сидящий около самого крылечка играющийся с цветными шариками юноша никуда не собирался. Он продолжал сидеть на своем месте и пересыпать сокровища из руки в руку. Проходящий мимо него толстячок, чья шевелюра в большинстве своем осыпалась, оставив только узенькую кромку, неожиданно набросился на юношу, отшвырнул его и запустил волосатую ладонь в лунку с драгоценностями. Выбрав оттуда большую часть шариков, он пересыпал их в карман пижамы и расхохотался.
Но ограбленный не собирался отступать. Он взбрыкнул тощими ножками, встал и рванулся к обидчику, сопровождая атаку нечленораздельными криками, наполненными больше отчаянием, нежели угрозой.
Резинкин успел вовремя отойти и увернуться, так как толстячок соображал, что делал, и спрятался за своих коллег с разобранным сознанием. Резина стоял в стороне, а распсиховавшийся малец стал швыряться оставшимися у него шариками во всех, кто проходил мимо и заходил в здание.
Анфиса подоспела поздно, когда уже все были обстреляны, а тщедушный юноша, израсходовав патроны, стал биться на земле в конвульсиях.
Перед тем как переступить через порог и скрыться в здании, Витек бросил взгляд на машину. То, что он увидел, заставило его задержаться, но тут он вспомнил о собственном сумасбродстве и был вынужден войти в вестибюль.
Вокруг машины выставилось, похоже, натуральное боевое охранение из четырех здоровых психов, которые взялись непонятно откуда. Теперь четыре монстра, словно церберы, ходили по периметру вокруг машины, высоко поднимая ноги и оттягивая носки и изображая, будто у них в руках винтовки. Первое, что подумал Резина, так это то, что молодцов доставили сюда с парада на Красной площади, а может, они и сами пришли строевым. Тысяча верст – фигня для надрессированного бойца. После умопомрачительной муштры солдатики двинулись по фазе и теперь могли спокойно заниматься строевой подготовкой всю оставшуюся жизнь на территории, определенной им добрым доктором Гришевичем.
Резинкин сидел и пытался делать вид, что он ест кашу, попадая в рот каждой четвертой ложкой. Все остальное он благополучно размазывал по морде или же оказывал повышенное внимание усевшейся рядом с ним шизанутой супруге, а бабка восседала напротив и продолжала свой монолог, пытаясь зацепить Резинкина на разговор. От вопросов, связанных с образованием, она перешла к выяснению материального положения Витька.
– У вас завод или фабрика?
– У меня целая армия, старая дура.
– Ах, как это забавно! Мужчины в зеленом! Галочка, у тебя золотой жених.
– Так я не понял, я муж или жених?
– Ты свет в конце тоннеля, сынок. – Бабка черпанула полную ложку каши и резко воткнула ее в рот Витьку, едва не выбив парню зубы.