Леха молчал. Ему было страшно – одно неловкое движение, и он весь вспыхнет, словно факел. Во всяком случае, ему так казалось.
– Сынки, вы меня лучше не трогайте! А то дед Федот вам всем жопы подпалит! – Очередная спичка догорала, и старик хотел отбросить ее в сторону, да неловко крутанулись пальцы, и она полетела прямо ему под ноги.
Леха, сам себя не помня, подпрыгнул с места назад и оказался на капоте. Старик глядел под ноги и видел, как спичка, будто при замедленной съемке, падает вниз, касается его старых ботинок, и в следующее мгновение огонь охватывает его снизу вверх.
Забравшись на крышу четыреста восьмого, Леха дернул вверх и Резинкина, и Валетова. Дед стоял внизу перед машиной и орал так, будто в следующее мгновение жизнь его должна была оборваться. И в данном контексте смысла в крике было очень много. Дед понесся было по деревянному настилу обратно к озеру.
– Ты чего?!! Ты куда?!! – орал Валетов, оставаясь в своем уме. – Мужики, сейчас будет большой костер, – Фрол сиганул вниз с крыши и побежал в степь.
Дед остановился и продолжал орать. Пламя с ботинок перекинулось на старые штаны. Он пробежал по доскам в обратную сторону, пронесся мимо машины, обогнал убегающего Фрола и светящимся факелом умчался в поле.
– Ну что, надо спасать мужика-то! – Леха скинул с себя фуфайку. И троица принялась ловить орущего и бегающего из стороны в сторону деда.
Ларев, сидя у костра, услышал вдалеке крики. Повернув голову, он увидел, что по полю бегут объятые огнем ноги – больше ничего разобрать невозможно. До этого момента в своей жизни Вадим не встречал ничего такого, что заставило бы его креститься. К своему стыду, он долго вспоминал – слева направо или справа налево надо наложить на себя православный крест, но в конечном счете решил, что трижды в одну сторону и трижды в другую будет вполне достаточно для избавления от нечистой силы.
Тем временем Леха в три прыжка догнал безумного пенсионера, повалил его на землю и накинул на ноги фуфайку. Дед продолжал орать уже после того, как на нем лежали все тулупы, имевшиеся у троицы. Пламя быстро потухло, и вскоре деда Федота посадили на землю. Он таращил глаза, хватал ртом воздух и щупал собственные ноги:
– Не сгорел, ребятки! Не сгорел! Слава богу! Ноги-то целы! Ребятки, только ткань да и волосы подпалило! А ведь даже не больно, ребятки!
Резинкин с Лехой подхватили деда под руки и подвели его обратно к машине, усадили на землю в свете фар и устроили допрос с пристрастием:
– Старый, давай колись, на фига тебе жижа из этой лужи? – Валетов заложил руки за спину и прохаживался перед задержанным, словно следователь.
Дед мотал бородою, продолжал щупать руками ноги.
– Ребята! Отпустите меня! Зачем я вам?
Резинкин, пошарив по карманам, достал собственные спички:
– Может, продолжим? – предложил он.
– Э, ты поосторожнее! – отшатнулся Простаков, будучи весь перемазанным в мазуте.
Дед глядел на солдат, его глаза наполнялись слезами.
– Ну ты чего, старик, растрогался-то? – улыбнулся Фрол. – Ты давай расскажи нам, что да как.
– Ах вы, сволочи! Маленькие ублюдки! Да кто вас понарожал таких? Ведь дедушка десять лет к этому озеру ездит, чтобы жить спокойно.
– Давай-давай, колись, старый!
– Да что ж вам дед Федот такого сделал? Аа-а!
Резинкин поднес спичку так близко, что сейчас, казалось, старик снова загорится.
– Ну что вы, что вы?! – Дед сидел, щупал ноги и время от времени отмахивался от горящей спички. – Не имеете права!
Валетов неожиданно для старичка подошел с другого бока и снова поджег его. Дед вскрикнул, вскочил и побежал в поле.
Леха надулся:
– Мне что, теперь его опять ловить? Пусть он горит, ну его на хрен!
Глядя на бегущего и орущего деда, Резинкин похлопал Валетова по башке.
– Ну что – убил человека.
Фрол завыл:
– Ну поймайте его! Вы чего встали? Я же не догоню этого старого пердуна!
– Как поджег, так и догоняй! – Леха улыбался, глядя на то, как старик бегает с горящими ногами по полю из стороны в сторону.
– Ну что же вы делаете, уроды?! – выл Валетов так жалостно, словно у него отобрали сладкую шоколадку. – Ну, повалите его на землю, потушите огонь-то!
– Мы и так все фуфайки изгадили, – плевал в сторону Леха.
Резинкин продолжал издеваться:
– Все, Фрол, посадят тебя! Мы тебе передачки будем носить. Хочешь, космическую кашу, а хочешь, ту же кашу, приправленную машинным маслом. Здорово? А кильку хочешь?
Дед пометался-пометался по полю да прибежал обратно:
– Ну, тушите же! А-а-а! Не могу, жжет же! А-а-а-а!
Резинкин сжалился над пенсионером, повалил его на землю и затушил пламя.
– Ну что, – снова подошел «следователь», – будешь говорить, зачем тебе эта жижа нужна, или снова поджечь? – Фрол щелкнул пальцами, и Резинкин был уже наготове с новой горящей спичкой.
– Садисты вы! Вы хуже, чем гестапо! – отплевывался дед.
Леха, почесывая над бровями, разглядывал стойкого партизана:
– Слушай, мы сейчас, наверное, сходим по твоим доскам до озера, наберем там побольше дерьма, польем тебя хорошенько и подпалим. И никто тушить не будет.
«Следователь» подошел к огромному «палачу»:
– Ты чего! Он нам еще нужен – пока не скажет, убивать не будем.
Дед запустил грязные пальцы в собственную бороду и, сжав волосы в кулак, завыл:
– Да хрен с вами!!! Все равно же засыплете! Не дали дедушке наполнить резервуары, сволочи!
– Мы ни в чем не виноваты, ты на нас не наезжай, – Леха поднял старичка на ноги. – Куда тебе этот мазут?
– Ноги! Ноги! – выл дед. – Мне в больницу!
– Так садись, – Резинкин вежливо открыл перед дедушкой дверцу. – Езжай.
Дед уже повелся к своей машине, а Витек захлопнул перед его носом дверцу.
– Ты поедешь только после того, как нам расскажешь, что с этим мазутом делать.
Дед выл:
– Сынки, ножки больно!
Резина на дедушкину беду нарыл в карманах зажигалку. Валет выхватил ее и стал светить перед старым сморщенным носом выставленным на максимум фитилем.
– Как, будем говорить или продолжим готовиться под курочку-гриль? Тебя как, с корочкой зажарить или вроде как на пару изготовить, а, дедулька?
Фрол поднес огонек к лицу. Борода старого затрещала, он дергал головой из стороны в сторону. Вонь от нефтепродуктов перемешалась с запахом паленых волос.
– Ну что ж вы меня так мучаете?!
– Да тебя бы никто не мучил, – Леха пытался очиститься от следов мазута, но это было делом бесперспективным, так как старик выплеснул на него целое ведро.
– Вот если бы ты нам, дед, сожжением не угрожал, мы бы тебя, может быть, давно и отпустили бы, – Фрол глядел в маленькие хитрые глазки.
– Ну, ладно, ребята, ладно, ну, уже уговорили, ладно.
Троица в измызганной форме стояла в поле перед подполковником Стойлохряковым. Разглядывая обделанных подчиненных, он в то же время с интересом выслушивал болтовню Валетова, который утверждал, что дед, живущий в поселке Чернодырье, приезжает к озеру, набирает жижи и уже у себя во дворе перегоняет ее в топливо. Стойлохряков вопросительно поглядел на Мудрецкого, стоящего тут же, при этом он наморщился, так как ветерок подул ему в лицо и понес запах с солдат.
– Да мы же не в говне, товарищ подполковник! – резанул языком Валетов, но тут же поспешил прикусить этот порою вредный отросток, так как полкан поглядел на него, как на большущую вражину. Хотя он не мог быть большущей вражиной, он мог быть только маленьким, совсем маленьким таким гадом.
Тем временем Мудрецкий начал распространяться о том, что если нефть нагревать до определенных температур, то можно выделить и более легкие летучие фракции, которые, сконденсировавшись, действительно будут образовывать взрывоопасную смесь. Залив оную в бак, вполне вероятно завести двигатель.
– Да? – все больше интересовался Стойлохряков. – Это как самогонку гнать?...