– Паша, – шумно выдыхаю, продолжая тараторить, – нападение гибридов, последние дни в поместье, переполненном напряжением и охотниками, словно мы находимся чуть ли не в Белом доме. – Снова делаю паузу, чтобы перевести дыхание и окончательно сникнуть. – И мама, которая ничего не знает, из чего состоит сейчас моя жизнь, и совершенно не заслуживает быть случайно в неё втянутой, стала буквально последней каплей.
По мере моих слов лицо Алека блекнет, но одновременно и смягчается, словно наконец я говорю правильные вещи, снимая с его плеч невидимую тяжесть. Словно мой срыв – это именно то, что он давно ждал. Наклоняю голову вправо, пытаясь объясниться с ним максимально доходчиво.
– Я не хотела тебя злить, Алек, я просто хотела, чтобы хоть что-то из всего этого дерьма стало немного, но проще, потому что, пусть я и ненавижу находиться в поместье, только там всё кажется правильным и…
Моё лицо в его ладонях мгновенно успокаивает меня, заставляя всем мыслям вылететь из головы и заткнуться. Нет, вот, что чертовски правильно и естественно. Это всё только Алек.
– Эй, – прерывает он, – мы справимся, в независимости от того, где будем находиться. Скоро всё это прекратится. Обещаю.
Глаза Алек так искренны, что я очень сильно хочу поверить ему, но не могу. Я уже знаю, что дальше будет только хуже, и если это – только начало, то финал встречу явно уже свихнувшейся. Потому что есть ещё одна вещь, которая сводит с ума, она не даёт мне покоя ни днём, ни ночью – Алек. Точнее, это мерзкое ощущение связанности рук, словно он всегда слишком близко, но дотянуться до него всё равно неосуществимо. Так же, как и сейчас. Между нами от силы сантиметров десять, но кажется, что он стоит за километровой стеной. Словно я так и не имею права быть с ним.
И, возможно, это отчасти правда, и нам нельзя быть вместе, но я собираюсь прямо сейчас это опровергнуть.
Я с неимоверной скоростью разрушаю расстояние между нами и целую Алека, целую, целую, целую, забывая обо всём, что нас окружает. Забывая, где мы находимся. Забывая, что этот мир вообще существует.
Все звуки приглушаются. Время останавливается только для нас, и меня больше вообще ничего не волнует, кроме этой восхитительной полноты ощущений, что получаю. Тесного контакта с его телом, когда его ладони пробираются на мои бёдра, и Алек мгновенно пересаживает меня на себя. Он уверенно прижимает меня к своим бёдрам. И от того, что я так хорошо чувствую, мне становится невыносимо жарко, и одновременно я неистово дрожу. Внезапно этот способ уйти от всех проблем, растворившись в Алеке, кажется мне не таким уж и бестолковым. Моя голова пуста, а ещё я получаю то, во что так до конца и не поверила.
Алек мой, я – его.
Он вновь прижимает меня плотнее к себе, одна рука поднимается на мою спину, то поглаживая, то сминая ткань куртки. Вторая зарывается в волосы, обхватывает затылок, опуская мою голову ниже, чтобы углубить поцелуй, и меня захлёстывает желанием ещё сильнее. Внизу живота ноет, и я инстинктивно придвигаюсь к нему, сжимая коленями его бёдра.
Дьявол Всемогущий, я не могу выразить, как мне необходимо его ощущать. Каждым миллиметром своего тела – это болезненное чувство недостаточности заставляет его страдать. Потому что, если бы моё желание можно было измерить, то оно бы сравнялось размером с Луну.
И через секунду оно становится ещё больше. И больше. Каждый поцелуй, каждое прикосновение Алека волнами уносят меня дальше, глубже. В темноту. В полное забвение наслаждения, где нет мыслей, нет времени, нет абсолютно ничего…
Ладони Алека на моём лице, грубоватые на ощупь, но такие нежные в прикосновении, когда он постепенно завершает поцелуй, превращая его в лёгкое покусывание губ. Он останавливается, вернее, останавливает меня, потому что я этого делать точно не собиралась.
Его шёпот – это горячее, учащённое дыхание на моих губах.
– У нас зрители, принцесса, – молвит Алек совершенно нечётко, но так уверенно, будто это должно быть значимой причиной для меня.
Но для меня это ничего не значит. По крайней мере, чтобы стать причиной остановиться.
– Мне без разницы, пусть завидуют, – отвечаю, не открывая глаз, и снова приближаюсь к его губам.
Однако не достаточно близко, чтобы коснуться их – ладони Алека по-прежнему являются помехой.
Мои чувства так обострены, что вибрация его приглушенного смеха отдаётся щекочущим ощущением в груди. Этот звук так прекрасен и редок, что замираю, впитывая его в себя.
– Мне кажется, я на тебя плохо влияю, принцесса, – всё с тем же еле слышным смехом говорит Алек, и мои руки безвольно падают на его плече, когда понимаю, что продолжения точно не видать. Открываю глаза, чтобы посмотреть на него. Он так беззаботно и искренне улыбается, что забываю, как на него злиться, даже если всё моё тело протестует против мыслей о смягчающих обстоятельствах. Алек качает головой и, наигранно осуждая, продолжает. – Прогулы, проявление чувств на публике, боюсь представить, что будет дальше.