Кот Глупыш прошмыгнул у моих ног и метнулся наружу. «Вперед, бери след!» — крикнул я ему. Кот растворился во мраке.
Я прошел через дверь, затем семь шагов до тротуара, вокруг машины — и на улицу, где лежал Игнатиус Олтигбе. Мертвый. Я знал, что он мертв, ибо только смерть может заставить человека неподвижно лежать в такой неестественной позе. Свет от уличного фонаря бил ему прямо в лицо. Еще один кружок света, даже более яркий, неожиданно упал на него. Его глаза были открыты, взгляд был остекленевший и чуть-чуть хмурый.
Я обернулся. Новый луч света исходил из фонарика моего чернокожего соседа через улицу.
— Господь всемогущий! — сказал он. — Парню продырявили задницу? Насмерть?
— Не только задницу, — ответил я. — Вы позвонили в полицию?
— Не я — моя старуха.
— Моя тоже.
Сосед посветил фонариком вокруг. Кремовая рубашка Олтигбе вся была залита кровью. Его волосы темной бронзы тоже, казалось, насквозь пропитались ею.
— Вы знали его? — спросил сосед.
— Думаю, да.
— Он встал прямо напротив вашего дома.
— И прямо напротив вашего тоже.
— Хм. Звук был, как из дробовика.
— Да?
— Говорю, стреляли, как из обреза.
— А вы знаете, как звучит выстрел из обреза?
Казалось, сосед немного поразмыслил над ответом.
— Ну да, — сказал он. — Я знаю, как звучит выстрел из обреза.
Появились еще несколько соседей. Миссис Хэтчер из соседнего дома вышла в фланелевом банном халате зеленого цвета и в шлепанцах, держа в руке кофейную чашку. Перед тем как взглянуть на тело, она сделала огромный глоток. Я почувствовал запах джина. «Господи! — воскликнула она. — Он мертвый?»
— Он мертв, — ответил сосед с фонариком. — Из обреза достали. Вон, почти пополам разорвало.
Он посветил фонариком туда-сюда по телу Олтигбе, чтобы дать нам все получше рассмотреть.
— Ох, мне дурно, я сейчас упаду! — воскликнула миссис Хетчер, но вместо этого осушила свою чашку с джином.
Меж тем послышались сирены. Первый патрульный автомобиль Столичного Департамента Полиции промахнулся, не в том месте свернув на нашу Четвертую улицу. Вторая машина зашла с другого конца и в итоге, чуть-чуть не доехав, уперлась в здание Первой окружной электроподстанции. Полицейские в форме высыпались из машины и начали пробираться сквозь толпу. Для осмотра тела они воспользовались собственными фонариками.
Самый старший полицейский взял на себя командование. Он был высокий, худой и выглядел весьма толковым — на все свои 25 лет.
— Отлично, парни, только чуть-чуть раздвинемся. Есть тут кто-нибудь, кто видел, как все произошло?
— Я все слышал, — сказал мой сосед, — но почти что ничего не видел.
Высокий молодой коп вздохнул.
— Хорошо. Как вас зовут?
— Генри. Чарльз Генри. Я тут живу напротив.
Он показал на свой дом.
— Хорошо, мистер Генри — и что же вы слышали?
— Я слышал несколько выстрелов. Как будто из дробовика. Или из обреза.
Высокий молодой коп оторвал глаза от блокнота и с интересом посмотрел на мистера Генри.
— А откуда вы знаете, как звучит выстрел из обреза?
Генри посмотрел на него так, словно вдруг захотел проглотить свой язык.
— По т-телевизору, — проговорил он, запинаясь. — Я слыхал его… по т-телевизору.
Молодой полицейский вернулся к блокноту. Он уже не выглядел заинтересованным.
— А, ну да, — сказал он. — И сколько ж выстрелов из обреза вы услышали?
— Два, — сказал Генри и затравленно посмотрел вокруг. — Как раз два.
— Их было три, — сказал кто-то еще. — Я слышал три.
— И я, — сказал еще один сосед.
Я решил, что настал и мой черед.
— Было три выстрела, — сказал я.
— Почему вы так уверены? — спросил меня юноша.
— Потому что все происходило на моих глазах.
Глава двенадцатая
Я не стал рассказывать лейтенанту Синкфилду насчет 5 тысяч и пакета важной информации, которую Игнатиус якобы припас на продажу. Вместо этого я немного соврал, сказав ему, что мы с мистером Олтигбе в день трагедии по моей инициативе вместе выпили и поговорили о Каролине Эймс и ее отце. Олтигбе будто бы сообщил, что у него есть кое-какие сведения, которые меня то ли заинтересуют, то ли нет, и что он может забросить их мне домой по пути в Нью-Йорк.
Мы снова сидели в кабинете Синкфилда. Он делил его с партнером, Джеком Проктором.
Кабинет представлял собой то, что и следовало ожидать. Не более. Несколько побитых столов, продавленные стулья, желчно-зеленые стены и поцарапанный потолок. Имелась также доска объявлений, где висели несколько старых извещений о розыске и предложения награды — для тех, кому придет охота полюбопытствовать.
И еще в кабинете воняло. Воняло застарелым потом, табачным дымом и застарелым страхом.
— Ты мог бы и позвонить мне, — говорил Синкфилд, и в его тоне сквозила изрядная доля упрека. — Мог бы позвонить, мы бы поговорили; глядишь, я бы подумал — а не заскочить ли и мне к старине Лукасу, повидать вместе с ним этого Олтигбе? Может быть, тогда все и обернулось бы по-другому.
— Ты б ему просто позвонил, — сказал Проктор. — С чего он решил валить из города? Мы с ним еще не закончили. Ни черта еще не прояснили!
— Ты уверен, что он собирался в Лондон? — спросил Синкфилд.
— Он так мне сказал.
— Да похоже… Мы тут кое-что проверили. Он забронировал себе билет на «ЭйрИндия», все правильно. Но не оплатил его.
Я пожал плечами.
— Надо полагать, он бы купил билет на месте. В аэропорту Кеннеди.
— На какие шиши? На 32 доллара, которые нашли у него в кармане?
— Кредитка, — сказал я. — Кто ж платит наличными?
— У него не было никаких кредитных карт.
— Ну, машину бы свою продал. Такие «Датцуны» идут по сорок пять сотен. Он бы легко выручил за свою пару тысяч минимум.
— Если б она была его, — сказал Проктор.
— А чья ж она? — изумился я.
— Каролины Эймс, — ответил Проктор. — Записана на ее имя. Он управлял ею по доверенности. Но ключи от нее передать никому не мог, ни-ко-му.
— Ты знаешь, как я это себе представляю? — встрял Синкфилд.
— Как? — спросил я.
— А вот как. Олтигбе выходит на контакт с тобой. Он говорит, что у него есть кое-какая информация на продажу, но у него не хватает на билет до Лондона. Сколько он там стоит? Двести пятьдесят, триста долларов?
— Около того, — сказал Проктор.
— Я не держу у себя в доме такие суммы наличности, — сказал я. — Станешь держать в доме такие деньги — точно ограбят! Но вы можете проверить, походить по соседям…
— Ага, — сказал Синкфилд. — Не беспокойся, проверили.
— Что вы проверили?
— Твой банковский счет. Последний раз ты обналичил чек на 75 долларов три дня назад. Но это ничего не значит. Ты мог получить бабки от Френка Сайза. Что для него две или три сотни баксов? Два раза сходить в ресторан «Сан Суси».
— Он зависает обычно у Пола Янга, — заметил я. — И не любит платить по счету.
— Знаешь что, Лукас? — сказал Синкфилд.
— Что? — спросил я.
— Ты теперь стал свидетелем двух убийств, но так и не можешь рассказать нам ничего путного ни об одном из них.
— Я рассказал все, что видел.
— Я говорю о мотиве.
— А я не вижу никакого мотива.
— Ха! Девчонка Эймс звонит тебе и говорит, что у нее есть целая кипа бумаг, обеляющих ее папочку. Она хочет передать ее тебе, но не успевает, потому что ее взрывают. Затем ее любовник заявляет, что у него тоже есть для тебя пара лакомых кусочков, хотя и не говорит каких, и тоже не успевает забросить их к тебе, поскольку кто-то проделывает в нем три дырки из 38-го калибра. Три раза без промаха с 25 шагов, сидя в машине темной ночью! Ай да стрельба!
— Найдите специалиста по стрельбе из пистолета, который к тому же дока в устройстве взрывающихся кейсов — и вот вам убийца! — сказал я.