Обстановку самой комнаты составляли низкие кресла и кушетки, обитые тканью в теплых осенних тонах. Расположены они были с таким расчетом, чтобы хозяева в зависимости от настроения могли или охватывать взором безбрежную даль залива, или мечтательно дремать, поглядывая на мерцающее пламя в камине. Фортепиано «Кнабе» в углу стояло как раз так, чтобы можно было собираться вокруг него пронизывающими зимними ночами — с бокалами в одной руке, с песней у кого-то на устах, отгородясь от целого мира, оставленного далеко-далеко за плотно закрытыми дверями…
Она стояла напротив камина и смотрела на меня через комнату. Когда я был уже полпути по направлению к ней, она сказала:
— Здравствуйте, мистер Лукас. Я — Луиза Эймс.
По виду ей едва ли можно было дать сорок пять лет — разве только зная, о том, что у нее была дочь 22 лет от роду. Выглядела она моложе: достаточно молодо и элегантно, чтобы носить обтягивающие желтовато-коричневые слаксы, подчеркивающие плотные, с приятными округлостями ягодицы, а также плоский живот — незаметно, чтобы она его специально втягивала. Еще на ней был желтый свитер, по-видимому, кашемировый, и в нужных местах он тоже очень даже соблазнительно натягивался.
В общем, передо мной была статная женщина, можно даже сказать хорошенькая. Волосы короткие, вьющиеся, золотисто-рыжие, седеющие на кончиках. Лицо в форме сердечка, с нежным подбородком; темные карие глаза, обрамленные тенями или печалью; кожа с прекрасным загаром, и совсем не огрубевшая; хороший прямой нос — и губы, по-видимому, забывшие, как делается улыбка.
— Благодарю вас за разрешение прийти при таком коротком предуведомлении, — сказал я.
Она слегка склонила голову на бок и некоторое время смотрела на меня изучающе — подольше, чем она разглядывала бы неуклюжую мазню своего хорошего друга.
— Ну хорошо, вы, по крайней мере, не кажетесь совсем уж отъявленным лгуном, — сказала она после долгой паузы.
— Это именно то, что вы предполагали увидеть?
— Ну, вы же работаете на Френка Сайза.
— Совершенно верно.
— Я как-то всегда думала, что для работы ему нужны именно лгуны — первостатейные, разумеется. Но вы почему-то не производите впечатления человека такого сорта.
— Я пока еще только учусь, — ответил я.
Она почти улыбнулась, но, очевидно, передумала.
— Садитесь, мистер Лукас. По-моему, вот в этом кресле вам будет вполне комфортно.
Я послушно сел туда, куда она указала. Сама она осталась стоять напротив камина.
— Не хотите ли немного выпить? Я как раз собиралась освежить горло.
— Выпивка — это было бы замечательно, — сказал я.
— Скотч?
— И скотч — очень даже неплохо.
Она сдвинулась на шаг-другой влево. Я было подумал, что она идет к кнопке или звонку, но буквально секундой спустя юноша с оливковым лицом вошел в комнату, держа в руках серебряный поднос, на котором стояли: графин, сифон с содовой, серебряный же кувшин с водой, серебряное ведерко со льдом и два стакана. Должно быть, это у них было отрепетировано.
Меня обслужили первым. Я смешал свою выпивку, Эймс смешала свою, и юноша испарился — обратно на свой пост в буфетной, надо полагать. Жена сенатора Эймса слегка приподняла свой стакан и сказала:
— За счастливые браки, мистер Лукас. Вы женаты?
— Уже нет.
— Много ссорились?
— Да нет в общем-то.
Она кивнула.
— Знаете, по-моему, есть верный признак, когда брак летит к чертям. Это когда понимаешь, что уже нет смысла собачиться ни по какому поводу.
— Да, — согласился я, подумав о Саре. У нас был не вполне брак, но собачиться мы пока продолжали с большим энтузиазмом.
— Вы ведь пришли поговорить со мной о моем муже, не так ли?
— О нем и о других вещах… и людях.
— О ком, например?
— Об Артуре Дейне, — сказал я. — Зачем вы его наняли?
Она сделала глоток из своего стакана.
— Чтобы присматривать за моими капиталовложениями.
— Какими капиталовложениями?
— Вы знаете, чем занимался мой муж до того, как я за него вышла?
— Он преподавал.
— Он был инструктором в ректорате Университета Индианы, и с его манерами и везением он бы, пожалуй, добрался до места ассоциированного профессора годам к пятидесяти. Вместо этого, он стал к сорока шести годам сенатором Соединенных Штатов. Я покупала ему все это шаг за шагом, от госпредставителя до сенатора штата, оттуда до заместителя губернатора — потому что он говорил, что он этого хочет! Это стоило мне более двух миллионов долларов, считая и то, что я потратила на оплату его пути в Сенат. Значительные вложения, мистер Лукас, и что вышло? Какая-то тухлятина. Вот поэтому я наняла Артура Дейна. Хочу выяснить, почему?
— И это все?
— «И это все» что?
— И это все, ради чего вы его наняли?
— А вы с ней уже поговорили, как я понимаю.
— С кем?
— С этой чертовой Мизелль.
Я кивнул.
— Да, я с ней говорил.
— Это все из-за нее! Если б не она, мой муж и сейчас был бы сенатором Соединенных Штатов, а моя дочь была бы жива! Она наложила на него свое заклятье.
Она посмотрела мне в лицо.
— Именно, мистер Лукас, я сказала «заклятье». Тут никакое другое слово не подходит.
— Я предложил Дейну иной вариант, — сказал я.
— Какой?
— Слово «секс».
Раздался смех. Она так и не начала улыбаться, но при этом умудрялась издавать смех. Откинув назад голову, она выпускала его из себя. В нем звенели насмешка, презрение, но не было и капли юмора. Уродливый звук. Даже жестокий.
— Секс, вы сказали?
— Совершенно верно.
— Она ведь просто сочится им, не так ли?
— Это свойство некоторых женщин, — сказал я. — Но у нее оно проявляется как-то совсем по-особому.
Она вглядывалась в меня еще несколько долгих мгновений.
— Вы были бы способны на это, — наконец произнесла она.
— Способен на что?
— Бросить все ради такой, как она — дом, семью, детей, карьеру — все, что у вас есть. Вы могли бы сказать: «А, черт со всем этим — вот то, что я хочу, к чему я стремлюсь!» Вот то, с чем мне придется остаться… Вы могли бы это сделать. Да любой нормальный мужчина на это способен. Но не Бобби.
— Сенатор?
— Абсолютно верно. Сенатор Бобби.
— Почему же?
— А знаете что?
— Что?
— Я думаю, что я скажу вам, почему.
— Замечательно.
— Но только вы это не напечатаете. Ни вы, ни даже этот ваш Френк Сайз.
— Почему нет?
— Потому что это информация о сексуальной жизни сенатора Бобби. Или, возможно, об отсутствии таковой. Вам все еще интересно?
— Мне интересно.
Она засмеялась снова. Смех был такой же жестокий, как и раньше, может быть, даже еще более.
— Еще б вам не было интересно! Вы делаете себе какие-нибудь пометки?
— Нет, я не делаю никаких пометок.
— И тем не менее помните почти все, что вам рассказывают?
Я кивнул.
— Похоже на трюк, — сказал я. — Но довольно простой.
— Ну хорошо, тогда давайте пойдем с самого начала. Не возражаете против начала?
— Прекрасная отправная точка.
— Ладно. Поначалу у нас была нормальная сексуальная жизнь. Вполне нормальная. Я бы даже сказала, чересчур нормальная. Не думаю, что до брака у него был большой опыт. Что-то было, конечно, но немного. Ну, и после рождения Каролины все вроде продолжалось по-старому. Два или три раза в неделю, а постепенно все реже и реже. Наконец, к его сорока годам и моим тридцати трем мы занимались любовью по большей части раза два в месяц.
— И что произошло тогда?
— Наши дни рождения приходятся на один день. Тринадцатое октября. Вы знаете, что я подарила ему на сорокалетие?
— Миллион долларов, — ответил я.
— Совершенно верно. Миллион долларов. Он уже был тогда сенатором штата. Уже решил, что будет делать политическую карьеру. Я была согласна. Университетская жизнь никогда меня особенно не привлекала. Так что поначалу мы планировали это вместе. Что, куда, какие шаги ему следует предпринимать — словом, все-все. А вы знаете, о чем мечтал этот слабак и сукин сын?