- Привет.
Репетировали что ли.
- Привет, - я выдавливаю из себя улыбку. Удивительно фальшивую. Затем показываю в сторону парня и говорю, - это Дима, - добавляю, - мой хороший друг.
Ребята здороваются. Неожиданно в окне появляется Стас. Он широко лыбится, подмигивает Диме и отрезает:
- Мы только издали спокойные.
- Ничего страшного. Я люблю шумные компании.
Ответ всех удовлетворяет. Я только-только с облегчением выдыхаю, как вдруг замечаю на переднем пассажирском сидении Артема. Он поворачивает голову медленно, лениво, скрипя, будто давным-давно не смазывал винтики маслом. Растягивает худое лицо в улыбке, выпрямляется и протягивает перед собой руку. Диме приходится немного привстать, чтобы пожать ее.
- Приятно познакомиться, - говорит Тема. – Наслышан о тебе.
- Аналогично.
И вот тот самый неловкий момент, которого я так боялась. Все молчат, парни буравят друг друга взглядами, а я смущенно скатываюсь на сидении. Мне кажется, любовь – двоякое чувство. С одной стороны, мы вроде боремся за высокие, сердечные чувства, но с другой – становимся одержимыми, слепыми и беззащитными глупцами. А что может быть хуже, чем превращение в одурманенного зомби? Дима и Артем все так же сканируют один другого, а я уже хочу выпрыгнуть из машины, радуясь, что она еще не тронулась с места.
Стас садится рядом со мной, Ленка прыгает за руль.
- Поехали? – спрашивает она, заводя машину. Я жутко волнуюсь, поэтому не могу поддержать ее энтузиазм, но остальные довольно выкрикивают «да». Олег отбивает барабанную дробь по подлокотнику, Настя закрывает глаза, отрезает что-то себе под нос, и мы резко, в духе Ленки, срываемся с места.
Через несколько минут я узнаю, что продуктами ребята уже закупились. Настя как всегда заранее обо всем позаботилась: приличная, тактичная и остальные слова, сложенные из других букв, но означающие примерно то же самое. Моя вторая близкая подруга - абсолютная противоположность Романовой. Она не любит говорить, не любит спорить – если это, конечно, не касается Отца нашего Всевышнего – не терпит ругательств, обмана, лицемерия, не выносит богохульства, и не сносит напор критики, что, пожалуй, обязательно нужно учитывать в общении с ней. Как-то раз Стас сказал: Насть, а не считаешь ли ты нужным сбросить пару кило, ну, честное слово, ну ляхи так и выпирают. Сказано это был в его стиле в момент «шутка-прибаутка от Стасика», да и в самое неподходящее время. И ясное ведь дело: Настя не просто худая, она исчезнет скоро! Так та поверила. И села на диету. Точней, нет. Не правильно. Сесть на диету, это просто переключиться на более здоровую пишу. Краснова же вообще прекратила есть. Мама Насти не спешила взывать к ее совести, упорно и слепо взывая к помощи Господа. Не знаю, что тогда спасло подругу: Бог или внезапное извинение Стаса.
Мы выезжаем из города, я смотрю в окно, вижу, как за стеклом смазывается картинка леса, травы, асфальта, грязи, и задумываюсь. Все несется так быстро, так стремительно, что я даже не успеваю ухватиться хоть за что-нибудь. Жизнь ускользает борзо и резко, она вся перед глазами, вот – прямо сейчас! Но я ничего не вижу. Абсолютно. Ведь она молниеносна. Мгновенна. Однако едва мне стоит присмотреться, сосредоточить взгляд на чем-то одном, как вдруг все меняется, тормозит. Картинка предстает передо мной совсем в ином виде: более отчетливая, более ясная. Более правдивая. Я начинаю замечать мелочи, детали: цвет листьев, крупицы песка, отлетающие от колес камни, ветви, тучи, которые прорываются сквозь них. И все становится другим. Новым. Может, именно таким, каким оно должно быть. И я ощущаю себя частью чего-то большего. Не просто Мирой. Не просто девушкой, сидящей в зеленой Хонде около окна. Я участвую в гигантском процессе, я живу. И мне хорошо от этой мысли. Думаю: спешка не стоит зрения, не стоит того, к чему она может привести. Лучше задержаться в этом моменте, пережить его более основательно, глубоко, чем пронестись мимо. Вдруг это мгновение было самым важным мгновением во всей твоей жизни.
Слышу, как Ленка поет, делая музыку громче, вижу ее широкую, уверенную улыбку, замечаю, как она счастливо пританцовывает, хлопает ладонями по кожаному рулю, и перевожу взгляд на Артема. Даже тот смеется. Он красивый, когда искренний, когда веселый и беззаботный. Наблюдая за его улыбкой, я вспоминаю детство, вспоминаю наши тайны и секреты, вспоминаю, как он заступался за меня в школе, как дарил яблоки, сорванные у соседей. Я вспоминаю нас и не могу найти ничего плохого. Ничего такого, что сейчас привело к данным последствиям. Затем смотрю на Настю. Она причитает, указывая на спидометр. Недовольно кричит на Романову, говорит: Бог все видит, но мы слишком скептичны, чтобы поверить ей. Даже если Бог действительно видит нас, то все равно бездействует. Тогда какая разница? Олег смеется над Красновой, хоть и пытается сдерживаться. Он обнимает ее за плечи, наверно, хочет успокоить, но постоянно натыкается на враждебный взгляд. Однако парень не отступает. И я обожаю его эту удивительную настойчивость. Всегда знает, что делать, когда делать, как делать. Самый ответственный, самый правильный и мудрый. Олег вечно делился со мной своим опытом, пусть и не превосходил никогда меня по возрасту. Старший брат. Не иначе. Потом я перевожу взгляд на Стаса. На наше солнце. Он такой теплый, такой яркий, что я бы грелась об него, если бы не сталкивалась с поразительным светом, который иногда щиплет глаза. Он поет вместе с Леной, вытягивает вверх руки, касается пальцами люка, открывает его и уверенно вылазит наружу. Кричит. Я слышу его вой и улыбаюсь: приятно наблюдать за человеком, который делает то, на что ты бы никогда не решился, но что ты бы всегда хотел сделать. Я восхищаюсь. И одновременно завидую. Удивительно: разве можно совмещать два таких разных чувства в своем сердце? А затем мое внимание привлекает Дима. Он берет меня за руку, криво лыбится и кивает, словно говорит: давай, ты же хочешь. Попробуй. Попробуй жизнь на вкус! И я пораженно прикусываю губу: как? Откуда он знает мои мысли? Сжимаю его пальцы в своей ладони и думаю: вот моя поддержка, моя опора. Он никогда не позволит мне потухнуть, никогда не оставит меня и не сделает мне больно. Дима, будто подталкивает. Помогает привстать и держит за талию, когда я вылажу наружу. Стас все кричит, расставив в сторону руки. Видит меня, улыбается и прижимает к себе. Говорит: давай, вместе! И, улыбнувшись, под музыку, разрывающую колонки, я ору. Закрываю глаза, вытягиваю руки и кричу: кричу во все горло, кричу от сердца, искренне. Кричу от безнадеги и какого-то внезапно нахлынувшего счастья, ностальгии. Стас не дает замерзнуть, борется с холодным ветром своим природным теплом. И мы несемся вперед, рассекая историю, печатая новые строки в нашей очередной главе. И нам всегда будет, что сказать. Потому что мы вместе. Потому что мы части одной огромной книги, и мы заполняем страницы каждого из нас в своем собственном рассказе.
Приезжаем, когда небо полностью затягивают тучи.
Ленка сбавляет ход по грунтовке, открывает окно и посвистывает:
- Наконец, мы встретились.
Не знаю, почему ей так нравится ввязываться в приключения. В салоне тепло. Я не хочу выходить, мне кажется, на улице похолодало. И вновь, словно прочитав мои мысли, Дима стягивает с себя джинсовую ветровку.
- Держи, - он надевает ее мне на плечи. – Там прохладно.
Улыбаюсь, открываю дверцу. Выходим. Перед нами полуразрушенный особняк, с красной, старой крышей и большими окнами на втором этаже. В центре конструкции - колонны. Между ними высокие, деревянные двери, обрамленные облезлой золотой каемкой. К ним ведет широкая каменная лестница, которая посерела и выглядит рыхлой. Я думаю, здесь побывало немало людей. Стены исписаны граффити.