Я – птица, чей крик будит полночь слепуюв долинах страданья, где царствуют башни с крестами.О, если б нашёл я приют на Востоке,среди аравийских песков, в бедуинских кочевьях!Но болен я страхом овцы: полумесяц приставилсвой серп к моему обнажённому горлу…Я гибну от ужаса на перепутьях Европы,я вижу подставивших шею, готовых к закланью.Кровавым плевком я окрашу крестов позолоту.Евреи! Разбухнув, качаются головы ваши.
Две тысячи лет полыхает молчание в бездне:отрава, которая ест и побеги, и корни.Две тысячи лет кровь из вен вытекает,и нет никого, кто б ответил слюной ядовитой.Записаны в книгах деяния рук Амалека[2],и только ответ наш на кровь в эти книги не вписан.Дремучие чащи, бескрайние чёрные дебристрашны ещё больше, когда их луна озаряет!
Крик ужаса здесь – голос камня, упавшего в воду,а кровь из раздувшихся вен – как роса в океане.
Европа великая! Царство Креста!
Когда воскресенье наступит, я праздновать буду:я лес тебе страшный открою, тебе покажу я, Европа,гниющие трупы моих мертвецов на деревьях.Порадуйся, Царство Креста!Смотри – и увидишь в долинах:колодцы пусты, и убиты вокруг пастухи,и головы мёртвых ягнят белеют у них на коленях.Давно нет воды в тех колодцах – одно лишь проклятье.
* * *
Вы нас не пускаете к солнцу, убить нас готовыещё до того, как с ресниц наших сны упорхнут золотые,ещё до того, как молитва заре растворится в пространстве.И тысячи тысяч в лесной полумрак убегают,туда, где во взгляде овечьем ноябрь[3] отражается блескомножа для закланья.И там, под деревьями страха, рождаются детис отравленной кровью: они увядаютбыстрее, чем розы.Для вас я не буду сажать плодоносные рощи.Стоять оголёнными будут сады моей скорбиу ваших костёлов.Звучат без конца колокольные звоны под вечерсо всех ваших башен.С ума они сводят, они мою плоть разрывают,как хищные пасти.На сучьях в лесу я тела моих мёртвых повешу,оставлю их гнить на глазах у созвездий, беспечносияющих в небе.Я в тёмный колодец во сне опускаюсь.Я вижу распятых евреев, я вижу,как, вытянув шеи, залитыми кровью глазамиглядят они в окна,шепча на иврите: «А где же Пилатус[4]? А где же Пилатус?»Откуда же знать вам, что ужас у вас в изголовье,что чёрным пророчеством он ваши сны отравляет?Ведь сон забываете вы, потому что с рассветомзвонят колокольни.Я чёрные дни вам пророчуиз наших низин, где спасение мы ожидаем,из наших обугленных душ и мольбы ежечасной!Тот ужас не сможете вы ощутить вашим сердцем.Вы будете сплетни свои громоздить воспалёнными ртами,ругаясь: «Евреи, евреи!»,пока не окутает газ ядовитый церковные своды,пока не застонут на идише ваши иконы.
* * *
Лежат меж деревьев тела пастухов неподвижно,и радуги отблеск мерцает у них на ресницах…Хлева догорают. Испуганно мечется стадо.А люди поленья подносят, костру не давая угаснуть:ведь алчет немедленной жертвы серебряный крест!И падают замертво овцы, в дыму задыхаясь.Белы их глаза и огромны – огромны, как луны…Так яд поедает траву, так свершает закланье чума!Вновь день после ночи пожаров, и ночь – ночь молчанья:наполнены страхом домов опустелых глазницы,и запах гноящихся ран над крестами восходит.(Один уцелевший здесь – яс мефистофельской злою усмешкой).Овца, у кого ты просить милосердия станешь,когда твой соломенный хлев стоит во владеньях Пилата,а луг, на котором пасёшься, – на огненной Этне!
* * *
Разорванный талес[5] на раненом теле.Хорош этот талес еврейский – в нём телу удобно:ещё не зажившие раны ветра не засыплют песком.Слышны колокольные звоны, евреи трясутся.Не надо трястись так, евреи!На кладбище я стерегу могил свежевырытых ряд.Клеймо ваших ран на челе моём рдеет.Я царь в этом талесе – в мантии красной и рваной!Я каждой руке отомщу за пролитую кровьв болотах,в сараях,на улицахи у порога костёлов.Иначе зачем им носы и зелёных два глаза?Иначе зачем нам два ряда зубов и костлявые два кулака?
Отец! Покраснела стена в этом городе, видишь?Приблизился вечер, и скоро засветятся звёзды.Чего ты добьёшься молчаньем и кротостью вечной?Не помнишь ты разве, что страж наш – Господь,что дрожать ты не должен?!Горят Небеса… О милости будем молиться!Ведь милость нужна Небесам… Небеса потемнели!Подумай, они ведь не чувствуют боль, не страдают,как плоть человечья?
вернуться
2
Библейское племя в еврейской традиции олицетворяет тех кто стремится уничтожить еврейский народ.
вернуться
3
В ноябре 1918 года автор поэмы пережил погром, устроенный польскими легионерами во Львове.