Хотя нет. Они определенно знали. Им это нужно: трансляции в новостях, фанатские публикации в соцсетях. Им нужна шумиха.
– Подпиши это, Зак!
– Я люблю тебя, Джон!
– О господи, я дотронулась до Рубена!
На секунду я поднимаю взгляд и замечаю в дюйме от моего лица телефон в режиме фронтальной камеры. Я улыбаюсь и сильно стараюсь выглядеть искренним, хотя ненавижу это всеми фибрами души. Я пытаюсь это понять. Может, Chorus и использует всех этих людей, но они ни в чем не виноваты, скорее всего, провели несколько часов в палатке, чтобы нас увидеть. Самое меньшее, что я могу сделать, это улыбнуться для фотографии. Они делают несколько снимков, и перед лицом появляются еще два телефона в чехлах с изображением Saturday. Им я тоже улыбаюсь.
Не люблю так думать, но мне бы очень хотелось, чтобы все эти люди просто пришли на шоу и увидели нас там.
Здоровяк Киган ростом шесть с половиной футов идет во главе, проталкиваясь сквозь фанатов, и сопровождает нас к выходу так быстро, как только можно. Кто-то протягивает руку и касается моего плеча, после чего проводит ладонью по обнаженной шее. По позвоночнику пробегает холодок, когда поклонники вскрикивают от радости, а телохранитель делает шаг вперед, защищая мою спину. Папарацци роятся вокруг, и я слышу знакомое щелканье камер, сопровождаемое ослепительными вспышками, их крики с просьбами посмотреть в нужную сторону.
– Просто улыбнитесь!
– Посмотри сюда, Зак!
Я крепче сжимаю запястье, за которое держусь.
Этого стоило ожидать.
Скоро все закончится. Так всегда происходит.
Мы выходим на улицу, где нас ждет микроавтобус, окруженный охранниками. Толпа настолько плотная, что трудно сделать шаг. За эту двухминутную прогулку я, наверное, сделал не менее тридцати фотографий, а от оглушительных криков звенит в ушах.
– Зак, сюда!
– Я сейчас запла́чу!
– Я люблю его.
Поднимаю взгляд и сквозь толпу вижу Рубена. Он выглядит невозмутимым, идеальное лицо практически без эмоций. Парень замечает, что я смотрю, и произносит:
– Ты в порядке? – На его лице озабоченность.
Я показываю ему поднятый вверх большой палец и наконец-то улыбаюсь. Обычно Рубен задает подобный вопрос, только когда с меня спадает привычная маска. Я благодарен ему за это: кто знает, какие поползут истории, если кому-то удастся запечатлеть на фотографии, что я далеко не в восторге от того, как со мной обращаются.
Заку Найту непозволительно проявлять простые человеческие эмоции, когда он находится под пристальным вниманием публики. Это касается всех участников Saturday.
Я забираюсь в микроавтобус, следуя за Джоном. К счастью, никто из фанатов не пытается забраться в машину. Это настолько же страшно, как и звучит, а уж я-то знаю. Однажды девушка запрыгнула мне на колени, пытаясь добраться до Джона, и Полин пришлось ее оттаскивать. Это второй наш охранник наряду с Киганом: у нее длинные светлые волосы, которые девушка всегда заплетает в косу. Благодаря этому ее легко различить в толпе, что очень полезно, учитывая, что она намного ниже ростом любого из нас. А также она, вероятнее всего, самая сильная из нас, благодаря крепкому телосложению бывшей метательницы ядра.
Я поднимаю руку и машу толпе, благодаря фанатов за то, что они предоставили мне хотя бы это пространство, а затем дверь захлопывается, заглушая унылый рев. Эрин непринужденно садится на пассажирское сиденье, как будто снаружи ничего не происходит.
Я смотрю в противоположное окно, прежде чем начать упражнения на глубокое дыхание, которым меня научил детский психолог.
– Парни, вы в порядке? – раздается голос Энджела с заднего сиденья.
Я вздрагиваю, вспомнив о том, как липкая ладонь коснулась моей шеи. Кто это был? И кто так поступает?
Достаю мобильник и пишу маме сообщение.
Зак: Привет, я только что приземлился ☺
Нажимаю «отправить», затем откидываюсь на сиденье и упираюсь головой в стекло, поблескивающее от дождя. Не могу выбросить толпу из головы, и в ушах все еще стоит пронзительный высокочастотный гул. Хотелось бы быстрее все забыть, ведь я в чертовом Лондоне. Может быть, шарм аэропортов и потерялся, но посещение новой страны кажется все таким же невероятным. Я хочу увидеть мост и башню, услышать, как кто-то говорит «cheerio!»[10] или что-то другое, подтверждая тот факт, что я нахожусь за тысячи миль от дома.
Если бы я сказал себе, злобному четырнадцатилетнему подростку, что через несколько лет буду давать концерт в Лондоне, то сошел бы с ума. До участия в Saturday я почти не выезжал из Портленда. Мама упорно трудилась и подарила мне прекрасное детство, но у нас не было денег на отдых за границей. Думаю, ей было тяжелее, чем мне, потому что я не знал иной жизни. Они с отцом часто ездили за границу, пока его не сократили на работе и он не был вынужден устроиться на более низкооплачиваемую работу. Папа всегда говорил, что это послужило началом конца их отношений. Как-то раз мама обмолвилась, что, скорее всего, это связано с тем, чем он на самом деле занимался всякий раз, когда говорил, что проводит время с коллегами по работе.