— Я настаивываю, — тянул Розенблюм.
— Правда, это передавали каждое воскресенье, Одинокий Ковбой и Тонто.
— Внимание Ламперс теперь целиком на Хеффе, который пытается удержать оливки из всех своих мартини под одним перевернутым стаканом. — Хотя иногда мы его называли Одноногий Ковбой, хе-хе-ха.
— Сьюзан как? — Глаза Гноссоса направлены точно на буфера Ламперс.
— Не могло быть по воскресеньям, — сказала Джек, прекратив барабанить пальцами и лизнув «Красную Шапочку». — По вторникам, с рекламой «Чирио». А Тони звали коня Тома Микса.
— Б. Панкхерст. Новый вице-президент по студенческим делам. Протаскивает закон о студентках и квартирах.
— По воскресеньям были Ник и Нора Чарльз, — сказал Хефф, не отрывая глаз от своей постройки, — с этой психованной собакой. Как, черт побери, ее звали?
— Ты знаешь, что за тот ужин меня оштрафовали на ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ, ты, идиот?! — прокричал Фицгор, дергаясь вперед и откидывая с глаз морковно-рыжие патлы. — Десять долбаных бумажек?!
Притворись, что не слышишь. Он не в себе. Что делать? Отдать клизму.
Поглядывая на приближавшуюся официантку, Гноссос дотянулся до рюкзака и нащупал резиновый баллончик с трубкой. «Хайбол», почти идеальное пойло, ла-ла. Определяет социальный статус.
— Хефф — извини, Янгблад, одну минутку — Хефф, этого не может быть, тебя действительно выперли?
— «Дом Тайн» тоже был по воскресеньям.
— И «Король Неба », — радостно встряла девица Ламперс, пододвигаясь и случайно задевая Гноссоса левой грудью.
— «Король Неба» был по субботам. — Это Хефф. — Вместе с «Бобби Бенсоном» и «Наездниками Би-Бар-Би». Ставь на кон свою розовую задницу, старик, — меня выперли.
— Послушай, Гноссос, — не отставал редактор «Светила». — Мы должны поговорить о Панкхерст, это важно. Подумай сам — что, если ей удастся приставить к студенткам надзирательниц?
— А в Маракайбо есть спецальновые назиральницы, ха-ха. — Розенблюм сдается, прячет двадцатку в карман рубахи с блестками и задумчиво теребит Святого Христофора.
— Послушай, — шепчет Эгню распаленному Фицгору. — Не заводись. Ну чего заводиться, в самом деле?
— Плевать мне на десятку, но из-за вшивого куска мяса, или что там было, он поставил на уши весь этот чертов дом. Был там кто-нибудь не на ушах? Скажи, ты сам не стоял на ушах?
— Кто — продолжал Хефф, не обращая на них внимания, — был преданным филиппинским соратником Зеленого Шершня?
— Катон, — небрежно ответил Гноссос, забирая «Хайбол» у пробиравшейся мимо официантки. — Которого, кстати, сперва сделали япошкой, но после перл-харборского дерьма пришлось переиграть.
— Точно. А кореш Хопа Харригана?
— О! Хоп Х а-а рриган.
— Лудильщик. — Гноссос между двумя глотками.
— Послушай, — нажимал Янгблад. — Ты не понимаешь: если она протащит свою фигню про надзирательниц, мы больше не увидим женщин даже в собственных квартирах!
Еле уловимая общая пауза — все одновременно затаили дыхание.
— Прости, не понял? — Гноссос и Фицгор почти хором.
Снова пауза.
— Никаких женщин. — Янгблад откинулся на спинку стула.
— Городских тоже? — Помахав отманикюренным мизинчиком, Эгню криво ухмыльнулся сразу двум девушкам и получил в ответ ледяное презрение.
— Она говорит, — Янгблад чувствовал, что пришло его время, — эта Панкхерст так и говорит: мужская квартира, слушайте внимательно, — это прямая дорога… к петтингу и сношениям.
Тишина.
— Она всего лишь исполняет свой долг. — Хефф, явно сдерживаясь. — Господь дал ей право.
— Исполнять свой долг, — добавила Джек.
— Кто был спонсором у Джека Армстронга?
— «Уитис», — ответил Гноссос. — Она, стало быть, против траха, так что ли?
— Сношений, — безнадежно поправил Фицгор. — Скажите Христа ради, какого черта?
— А кто познакомил нас с Капитаном Полночь?
— «Овалтайн», старик. А что если вытащить ее и заставить повторить…
— Не замайтесь ерундовой, — сказал Розенблюм. — Даешь революцу. Спихнуть эту, как ты ее назвал Панхер.
— Кто-то куда-то лезет, — спокойно предупредил Хеффаламп сквозь беспорядочную болтовню, — Кому-то надо думать, а не блятьлезть.
Он прав. Надо осторожнее.
— А в чем прикол, старик?
— Ты сам все понял. Нужно, чтобы она все это повторила. Только на этот раз — публично.
— Даешь революцу. — Опять Розенблюм.
— Только пока неясно, как это сделать. — Пауза, наклон вперед. — Может, ты что-нибудь придумаешь.
Гноссос огляделся.
— Я?
— Заклятый враг Капитана Полночь? — мигает Хефф.
— Иван-Акула, — сказала Джек, обе руки теперь на столе, а все внимание — на груди Ламперс.
— Ты что, всерьез, старик? Я?
— Если она повторит публично про петтинг и сношения, мы, вероятно, сможем что-то сделать. Вопрос переходит в плоскость морали. То есть, в таком случае она становится в оппозицию П и С как сущностям, так и концепциям, не имеющими ничего общего с квартирами в Кавернвилле. Мы можем ее спровоцировать. Ходят разговоры, что у нее есть шанс стать президентом Ментора, но это перспектива слишком пугающа, чтобы сейчас обсуждать.
— Спихнуть ее, — сказал Розенблюм.
Гноссос смотрел на Янгблада. Редактор был одет в простую белую рубашку от «Эрроу» с распахнутым воротом, без петелек на воротнике, а лицо выглядело даже честным.
— Твой план — провокация, зачем?
Янгблад подался вперед, понизил голос и упер взгляд в стол:
— Нам нужен Президент.
— Убивать, — объявил Розенблюм.
— Не лезь, Папс.
— Послушайте, — сказала Джуди Ламперс, отворачиваясь от взгляда Джек.
— Это у меня тут специальность — социология, и я знаю: к тому, о чем вы сейчас говорите, это никак не относится, я хочу сказать, господи, если вы собрались скинуть Президента, то это будет невероятно утомительно. Если не сказать — трудно .
— Пора в общагу, — сказала Джек, бросив взгляд на стенные часы. — Ламперс, тебе в Юпитер?
— Я говорю о Президенте, именно так.
— В другой раз, старик, —Гноссос поднялся и опрокинул в рот остатки «хайбола». — Потом. Подъем, старый Хеффаламп, у меня есть для тебя пара слов. И небольшая миссия.
— Кто изобрел кодограф Капитана Полночь? — Хефф с трудом поднялся на ноги. «Гриль Гвидо» заволновался, зашевелился — подступал Девичий Комендантский Час.
— Ламперс, детка, побыстрее, — скомандовала Джек, — а то опоздаем.
— Я могу вас отвезти. — Фицгор.
— Никто меня не слушает, — сказал Хефф, качаясь, но уже на ногах. — Кто изобрел…
— Икебод Мадд, — ответил Гноссос, после чего небрежно залез в рюкзак и предъявил публике заржавленный приборчик с выбитыми по краю буквами и цифрами. Все замолчали и в ошеломленном почтении уставились на устройство.
— Кодограф, — объявил Хеффаламп, когда истекло несколько благоговейных секунд. — Кодограф Капитана Полночь!
«Гвидо» повержен в полную тишину, головы, включая официантскую, сперва поворачиваются к артефакту, который гордо демонстрирует Гноссос, потом задираются вверх, точно к облатке на причастии — дань отдана. Они запомнят.
По мраморному вестибюлю Анаграм-холла, пустому и безмолвному, если не считать эха от их сиплого шепота, ползли на карачках Хеффаламп и Гноссос.
— Ты куда меня тащишь, псих? И где ты взял плотницкий молоток?
— У Блэкнесса в машине. Заткнись, тут может быть сторож. Через минуту шуму будет предостаточно.
— Господи, Папс.
Они выползли из вестибюля и двинулись по главному коридору, Гноссос время от времени зажигает спички, чтобы разглядеть номера кабинетов; вспышки придают жутковатую определенность расставленным вдоль стен белым бюстам.
— Вот, кажется, этот.
— Где?
— Шшш.
Он поднялся на колени и осмотрел замок, затем вытащил из рюкзака пилку для ногтей и сунул в скважину. Похоже, язычок одинарный. Слишком глубоко. Назад. Нет. Нехорошо.