— Еще бы, старик.
— Ты понимаешь, о чем я? Мартышка. Хотел убить ее.
— Да, наверное. Были знаки. — Волосы на затылке стояли дыбом, он пригладил их рукой, и в ту же секунду ему попалось на глаза злобное привидение, выползавшее из бледно-желтой муфты, которая тут же обернулась котом Абрикосом.
— И все же я не понимаю — почему.
— Ты не один такой.
— Нет, я имею в виду, почему ее, а не тебя.
— Может кто и знает, старик, только не смотри на меня так, у меня своих проблем хватает. Иди сюда, Абрикос, хорошая киса.
— Он появился из пещеры?
— Ага, пещера, дыра, отверстие, знаешь, да, и жуткая вонь.
— Что-то мне это напоминает.
Абрикос обнюхал его ноги и отполз в сторону.
— Хватит про напоминания, а? Ты и так напугал меня до усрачки.
— Прости. Я не хотел.
— Мало мне проклятых демонов, легавые доебываются до моей жопы, а теперь еще и кот шарахается…
— Но это опасно, Гноссос.
— Правильно, полный дом барабашек. Теперь сообщи мне что-нибудь новенькое. — Он прикрыл шалью пальцы на ногах. — Эй, Абрикос, иди сюда, малыш.
— Я бы тоже испугался, если тебя это утешит.
— Знал бы, к чему этот бардак, не испугался бы. И зачем вообще кому-то понадобилось ее убивать? Откуда этот трындеж про убийства? Нафиг ей это говно? Старый добрый диплом по социологии, никаких тебе интриг, все нормально. Ко мне, Абрикос, черт подери.
— Видения такого сорта подразумевают смерть. Ты ведь уже чувствовал ее присутствие, тебе знаком этот запах.
— Да, но почему не меня, старик? Почему Кристин — среди ясного неба? Она здесь вообще не при чем. И что творится с этим проклятым котом, какого черта он не узнает старых друзей?
— Если бы это касалось тебя, все могло закончиться гораздо хуже.
— Это и так не прогулка.
— Сейчас тебе лучше?
— Не так страшно, да, но не лучше. В любую минуту могу обосраться.
Блэкнесс слегка усмехнулся.
— Я подумал, как ты пойдешь домой. Вряд ли тебе хочется туда возвращаться.
Гноссос вспомнил гнилую аммиачную вонь.
— Старик, я и близко не подойду.
— Я не это имел в виду.
— Клянусь жопой. Кругом скребутся проклятые шайтаны, примериваются чтобы вцепиться вену. Облом, ребята, это горло не для вас.
— Я только хотел узнать, может там есть что-то еще, может, случайное, может, рядом.
— В хате? Из-за чего вся эта катавасия?
— Скажем, катализатор.
На секунду задумавшись и не рассчитав последствий, Гноссос выпалил:
— Может, твоя картина? — Фигура, отрезающая собственную голову, держит кусок себя нетвердой рукой.
— Моя картина?
— Нет, вряд ли, я просто ляпнул, не подумав. Она свалилась на меня, когда Памела заявилась с ножом.
Блэкнесс, не вставая с табурета, подался вперед. Затем высвободил одну ногу из лотоса и тяжело вздохнул; ущипнул себя за переносицу, протер глаза. Несколько секунд изучал шарик от пинг-понга, потом поднял голову.
— Кто знает? Все может быть. Как бы то ни было, сегодня тебе лучше остаться здесь. Поспишь в комнате Ким.
— А Бет как, ничего? То есть, она в курсе?
— Я передал ей только то, что ты сказал по телефону, без подробностей. Не хотел пугать.
— Знаешь, старик, — блин, это вообще-то моя забота. Я лучше к Хеффу или еще куда. Просто подумал, вдруг ты вправишь мне мозги.
— Не дури, Гноссос, это опасно. Если есть хотя бы возможность ошибки, тебе лучше быть здесь. Я знаю, что говорю.
Гноссос завернулся в шаль и передернулся.
— Возьми свечу. Сейчас я найду спички. И хочешь совет?
— Ну?
По пути к двери Блэкнесс ослабил воротник.
— Если вдруг оно появится опять, какой бы ни была причина, не отворачивайся.
— Опять, старик? Если оно появится опять, мне крышка.
— Нет, прошу тебя, это ничего не даст. Ты должен бороться — попробуй загнать его обратно в пещеру.
— Черт, старик, оно приходило за ней, ты не забыл?
— На всякий случай.
— Не обещаю, могу облажаться. У тебя нет пистолета, или, может, тесака лишнего?
Блэкнесс нахмурился и зажег свечу.
— У Бет, наверное, найдется пара запасных одеял. Если что понадобится, я в студии.
— Уже поздно, старик, ты вообще спишь когда-нибудь?
— Там есть фотоальбом, мне нужно его просмотреть.
— Я просто не хочу идти один, старик, там темно.
— Не так уж темно, Гноссос. Я же сказал: здесь ты в безопасности.
Премного благодарен. Может позвонить Розенблюму, пусть тащит свой «стен». Маленький такой огнеметик, пшшшик, мартышка-пепел.
Посреди ночи он проснулся от собственного голоса. Снова и снова, сначала во сне, потом в полусознании он громко повторял:
— Иди на хуй. — Не потому что вернулся мартышка — он и не думал возвращаться — просто на всякий случай. Ставки сделаны, все в твоих руках, проиграл, значит пиздец, ставок больше не будет. (Начиная свое движение, оно видело их обоих. Сквозь эфирное пространство их переплетенного внутреннего глаза оно выбрало ее. Если план вдруг изменился, Гноссосу конец, и последний совет Калвина предусмотрительно булькал сквозь сон у него в мозгу.) Он обнаружил, что лежит на спине, снова мокрый с ног до головы и рассыпает для храбрости проклятия. Это была комната Ким — свеча мерцала, отбрасывая свет на всякие двенадцатилетние штучки, фигурки из слоновой кости, балетные тапочки. Ким спала у окна: закутана в индийский халат, светлые волосы разметались по щеке. Очнувшись, Гноссос начал понимать, почему он здесь. В ее присутствии — аромат Невинности.
— На хуй, — все же сказал он, обхватив себя руками за плечи. Некоторое время он наблюдал за дрожащими на стенах тенями, потом набрался храбрости и заглянул под кровать.
Мартышки не было. Он выпростал из-под одеяла руку и показал кулак окну, утихомирив таким образом страх.
— Только подойди! — Предположим, оно рискнуло. Желтое, клыки сочатся бешеной слюной, косые глаза, синяя кожистая морда, корявые когти тянутся к яремной вене. Сев на кровати, Гноссос потряс кулаками, одеяло закрутилось вокруг влажных замерзших ног, босые ступни высунулись наружу. — Давай, ну. Вот я здесь, в простой койке. Ну, где же ты?
Ему вдруг стало весело — он понял, что бросает вызов в пустоту. Замахал руками и запрыгал на кровати. Но лодыжки запутались в одеяле, он качнулся, потерял равновесие и боком съехал на пол. Уже падая, он бешено молотил кулаками и орал:
— Наааа хууууй!!
— Гноссос, — раздался голос.
Он подскочил — одеяло болталось на голове, как капюшон сутаны, — и не сразу сообразил, что голый. Отодвинул складки материи и увидел, что на кровати, поджав колени и закрываясь индийским халатом, сидит Ким. Она смотрела на Гноссоса с полусонным изумлением. У него была устрашающая эрекция.
— Это ты, Гноссос?
Он быстро прикрылся — однако недостаточно быстро. Ее взгляду хватило времени, чтобы навсегда зафиксировать в сознании этот объект.
— Спи, старушка, это всего лишь я.
— Папа говорил, что ты будешь здесь спать, я теперь вспомнила. Тебе что-то приснилось? Почему ты на полу?
— Шш, быстро спать, утром поговорим. Тебе померещилось что-то плохое, вредно для нервов. Раз, два, три, считай баранов, четыре, пять… — Он поднялся и направился к двери.
— Куда ты?
— Семь, восемь… чуть-чуть погуляю, посмотрю на луну, соберу грибов, все в порядке. Спи давай, никаких кошмаров, девять, десять… — Он подобрал с пола цветастую шаль и обернул ее вокруг тела, как набедренную повязку шраманы, затем, гримасничая и прижимая в знак молчания палец к губам, словно козлоногий сатир в старинном хороводе, проскакал по коридору.
Была полная луна. Гноссос нацелился на звезды воображаемыми рожками, и эта выходка частично вернула ему самообладание. Потом побрел через мрачное болото Блэкнессов, шатаясь, постукивая пальцами по болтавшимся маскам, шикая на пурпурные и фиолетовые пни, бормоча дурковатые ругательства, клятвы и суеверно поплевывая всякий раз, когда ему казалось, будто над плечом монструозным малярийным комаром завис фантом.