— Точно не знаю, — ответил Эштон. — По моим предположениям, ей было лет пятнадцать — примерно столько, сколько сейчас нашему Лукасу. Возможно, чуть меньше.
«И уже в этом возрасте она заботилась о своих братьях и детях родственников», — подумал Эштон. Он вдруг осознал, что Пенелопа Уэрлок, будучи еще совсем девочкой, взвалила на себя ответственность за воспитание побочных детей своего отца и прочих родственников мужского пола. Ведь именно она нашла братьям дом, когда ее мать отвернулась от них. А родственники Пенелопы, очевидно, порадовавшись тому, как хорошо она заботится о своих братьях, решили, что она вполне способна позаботиться и о других детях. Эштон вдруг почувствовал, как на него накатил гнев на родственников Пенелопы, столь беззастенчиво пользовавшихся ее добротой.
— Мне не нравится твоя леди Кларисса, — сказала сестра Эштона Хелен, красивая девушка двадцати лет, у которой, вне всяких сомнений, будет множество предложений руки и сердца, как только он сможет устроить для нее выход в свет и снабдить приличным приданым. — Нам что, придется жить с тобой, после того как ты женишься на этой женщине?
Было совершенно очевидно, что Хелен не хотела бы жить под одной крышей с леди Клариссой. Еще до того как Эштон успел ей ответить, вернулись слуги, чтобы подавать десерт. Виконт приказал им убрать со стола, сервировать десерт, а затем сразу уйти. Все они могли сами себя обслужить, и им не требовались лишние уши при обсуждении столь важного семейного дела.
Когда слуги ушли, Эштон вопросительно посмотрел на мать. Леди Радмур в свои пятьдесят была все еще красивой женщиной. В ее темно-рыжих волосах почти не было седины, и морщин на милом овальном личике тоже почти не было. Эштона всегда удивляло, что она не выглядит ни измученной, ни озлобленной, хотя отец очень дурно к ней относился. Но сейчас в ее голубых глазах была тревога.
Какое-то время леди Радмур молчала, потом вдруг заявила:
— Все это ужасно неприятно, но мне кажется, ты еще кое о чем умалчиваешь.
— Я слышала об Уэрлоках, — заявила вдруг леди Сара.
Положив матери на тарелку печеное яблоко, Эштон взглянул на тетушку и сказал:
— Насколько я понимаю, это довольно большая семья. Особенно если включить в нее и Бонов.
— Да, их семейный клан действительно велик, — продолжала тетя Сара. — И они весьма эксцентричны, сумасбродны и очень замкнуты.
— Я слышал о них то же самое. Хотя о том, что они сумасброды, слышу впервые.
— Но это так. Я думаю, это потому, что у всех у них есть дар.
Эштон прекрасно знал, что тетя имеет в виду вовсе не художественные таланты.
— И ты тоже об этом слышала?
Леди Сара утвердительно кивнула:
— За свои семьдесят лет я много всего слышала. Когда ты доживешь до моего возраста, тоже многое узнаешь. Возможно, ты услышишь такое, о чем сейчас даже не догадываешься.
Леди Сара положила себе на пудинг ванильного крема и склонилась над тарелкой. Эштон вежливо ждал, когда тетя покончит с десертом. Наконец, не выдержав, произнес:
— И что же?..
— И, как я сказала, они наделены даром. Благословение это или проклятие — зависит от точки зрения на такие вещи. Говорят, они способны видеть призраков умерших и даже общаться с ними. У них также бывают видения и вещие сны, и они могут предсказывать будущее. Я даже слышала, что у них в семье не так давно появился ребенок, способный читать чужие мысли. Одного этого простому смертному хватит, чтобы сойти с ума. И кто же тогда будет винить их в том, что они все немного странные? И нынешний глава клана, говорят, страдает этим недугом.
— Тетя, ты действительно веришь в то, что кто-то может читать чужие мысли? Это же невозможно…
— Мне бы хотелось так думать, — с серьезнейшим видом ответила тетя Сара. — То есть я вовсе не хочу сказать, что верю всему, что говорят об Уэрлоках и о Бонах, обо всех их дарах и проклятиях, и все же наличие этих особых способностей могло бы объяснить то, что еще о них говорят. Слишком много жен и мужей Уэрлоков и Бонов бросают своих супругов и супруг, как и своих детей, объясняя столь непростительные поступки рассказами о проклятиях и волшебстве. Слишком многие их родственники когда-то претерпели жестокие страдания и были казнены по обвинению в колдовстве. Они все нелюдимы, все ведут очень замкнутую жизнь, несмотря на их древнее и славное происхождение и внешнюю привлекательность. Многих мальчиков из этих семейств обучали дома, но некоторые учились в Харроу и в Итоне. И в этих школах до сих пор рассказывают об удивительных вещах, происходивших там, когда среди учеников появлялись Уэрлоки или Боны. Не может быть, чтобы слухи так долго держались на пустом месте.