- Ты думаешь, это она убила ребенка,- Артём не верил, но не спросить не мог,… всё казалось просто чудовищным. Ведь на его месте он мог оказаться сам…
- Почти уверен,- сверкнул глазами отец, - но я простил её , пусть не сразу, но попытался. Характер травм был такой, что щенок остался бы недвижимым инвалидом, возможно, именно поэтому Ника так поступила. Но у нас так никто не делает и даже не один член стаи не пнёт хромую собаку, не говоря о себе подобных. И всё же я простил её, ведь в ней больше от людей, чем от нас.
И опять тишина, но только внешне. Внутри Курского кипело, переплавляясь всё, что он знал, предполагал о себе, о матери и вообще, о её прошлом. Тишина, которую нарушил отец.
-Скажи, а что за история с твоей женитьбой и разводом? Она ведь человек, я правильно понял? И детей нет?
- Да, Лика человек. Без детей. Понимаешь, мне казалось, что любил её, - Курский рассказывал историю, которая как будто его не касалась, настолько именно сейчас волновало другое. Как быть дальше, во что верить? – А потом она застала меня с… с одной девицей и всё. Разошлись. Мириться не желает.
-А ты хотел бы?
- Да как сказать. Наверное, уже нет.
-А ненависть? Ты мечтаешь её убить?
- Откуда ты это знаешь?- Артём смотрел пораженный на отца, неужели следил? Но почему он не почувствовал постороннего запаха, ведь тот, которым обволакивает сейчас просто не скрыть.
- Брось эту затею, если девчонка жива, оставь её,- отец серьёзно посмотрел, желая и вместе с тем, не желая о чем-то сказать. Но сын не торопил, он просто сидел, пригвождённый к стулу. Откуда он столько знает?- Я и сам по пе́рвости испытывал такое к особо понравившимся смазливым красоткам, да только если каждую из них, не желающую ко мне возвращаться, потом убивать, то этак и баб нормальных не останется.
- Ты такое испытывал? Ненависть?- Не поверил Артём отцу, раскладывающему сейчас все его чувства, сомнения по полочкам.
-О, сколько раз. А уж с псицами, так и подавно. Только ты не представляешь, сколько из них потом всё же спустя приличное время хотели вернуться, а ведь как кочевяжились. И скольких оставил я, этих вообще не считал. Так что забей на неё, приползёт, никуда не денется. Хочешь?
-Нет, не хочу. Уже не хочу. А псицы, они все, как мать?- Артём невольно повернул голову в сторону входной двери, где скрылась Вероника Аркадьевна.
- Характером? А всякие. Как обычные бабы, только с ними веселее. Ведь и по-человечески с тобой могут и по-собачьи,- отец вначале хитро подмигнул , а затем стал серьёзен. – Е сть такая примета, вынесенная из жизненного опыта не одного пса. Если ты связан с женщиной, пусть не любовь (нормальный пёс и любовь, крайне редкое явление), а всего лишь навязчивая идея, болезненное увлечение, перешедшее в ненависть, то на третьей попытке жди беды. Обычно неудачник гибнет. Даже если пытаешься пришить не сам, а по твоему наитию, всё равно результат тот же. Сколько раз ты пытался её убить?
-Два,- Артём мысленно посчитал неудачный случай на машине, облом в подъезде. Была ещё шутка с бараном, но убивать тогда он её не хотел, а только напугать. Или хотел? Да нет, не помнит он таких мыслей.
-Тогда остановись, плюнь на неё. Вот увидишь, наши женщины гораздо лучше.
Курский вновь завис, обдумывая последние слова отца. И действительно, стоит ли убивать Васильеву? Но ведь наплевала в душу, зараза, своим отказом! А вдруг с себе подобными ему больше понравится , а ведь он с ними ещё никогда,… от подобных открывающихся перспектив он не заметил, что тот, чьи шаги раздались на ступенях, в прихожей был вовсе не родной матерью. Отец поднял голову и напрягся. Артём очнулся и посмотрел в ту сторону, куда и отец.
В дверях стоял Петров, собственной персоной, а в руке держал пистолет, направленный на него, Артёма. Вот и довякался пёсик со своими мечтами в светлое будущее, выстроил планы по завоеванию территорий.
- Где Лика?
***
Я подтянула к себе коленки и обняла их руками, пытаясь согреться. Сколько уже времени нахожусь тут, в этом странном месте? Два часа или четыре? Глаза давно привыкли к полумраку и изучили всё насквозь. Комната, примерно пятнадцать квадратных метров, допотопная железная кровать с панцирной сеткой, привинченная к полу и больше ничего. Ни стула, ни стола, голый пол и лампа накаливания, чуть свисающая с потолка. На противоположной стороне от кровати расположены окна, заколоченные так плотно, что подозреваю, это сделано изнутри и снаружи, вероятно чтобы пленница, то есть я, не сбежала и не увидела то, что происходит на улице. Тусклый свет, проникающий сквозь единственную узкую щель в самом верху окна, говорил лишь об одном - уже темнеет.