Наконец, взяв себя в руки, граф проговорил:
— Что ж, у мальчика… хороший вкус. — Он потянулся к бокалу с вином.
Сделав глоток, добавил:
— И вообще он довольно смышленый.
Хлоя снова рассмеялась, потом закивала:
— Да-да, очень смышленый!
И выражение ее лица свидетельствовало о том, что она любит Энтони как своего собственного сына.
— Вы прекрасно заботились о моем сыне, — заметил граф.
Он был безмерно благодарен этой женщине и в то же время испытывал чувство ревности — ведь это его сын, только его!
Хлоя заставила себя улыбнуться; она знала, что ей будет очень больно расставаться с Энтони.
— Да, милорд, конечно… Но мне было приятно о нем заботиться. — Она встала и начала складывать на поднос посуду. — Я люблю этого ребенка, люблю с тех пор, как впервые взяла на руки. Но я никогда не забывала, что он не мой сын и даже не сын моей сестры, хотя мы всем говорили именно так. Да, ни на мгновение не забывала… Энтони — ваш сын, будущий граф Колинзмур. И вам не стоит беспокоиться, я не собираюсь оставлять его у себя.
Выходя из комнаты, она добавила:
— Постарайтесь не упасть, когда будете возвращаться в постель.
Громкий стук закрывшейся за Хлоей двери свидетельствовал о том, что она, вероятно, уловила в его интонациях нотки собственника, не заметив благодарности.
Выругавшись сквозь зубы, граф направился к кровати. Он прекрасно понимал, что с его стороны было неблагодарностью и глупостью испытывать ревность. Ведь Энтони знал Уэрлоков всю свою жизнь, а его, отца, — всего несколько дней. И вины Хлои в этом не было — напротив, только благодаря ей ребенок остался в живых. Да и сам он наверняка стал бы жертвой убийцы, если бы не Хлоя. Следовательно, он должен был обуздать свою глупую ревность, забыть о ней.
Едва он добрался до постели, как в дверь постучали. Через несколько секунд в комнату вошел Эдгар и, встретив друга улыбкой, тотчас же сообразил, что улыбка у Джулиана получилась не слишком жизнерадостная. Впрочем, ничего удивительного: он чувствовал себя так, как будто поднимался на высокую гору, а не просто прошелся по комнате.
Эдгар внимательно посмотрел на него и нахмурился.
— Думаю, мне лучше уйти. Ты что-то очень бледный… Наверное, тебе надо отдохнуть.
— Нет, присаживайся. Я действительно немного утомился после своей первой прогулки без посторонней помощи, но это сейчас пройдет.
Эдгар кивнул и придвинул стул к кровати.
— Уже не лежится? — спросил он, усаживаясь.
— Верно, не лежится. Мне не терпится поскорее восстановить силы, чтобы не только говорить, но и делать что-то реальное, чтобы себя защитить.
— Это понятно. Но нельзя слишком уж усердствовать, иначе процесс выздоровления займет больше времени.
— Да, знаю. — Тут Джулиан заметил, что Эдгар одет так; словно собирался куда-то. — Ты куда сейчас? — спросил он.
— У Пэкстонов прием. Хотим посмотреть, не появится ли там твоя жена и дядя. Их видели вчера у Гремонтов.
— Очевидно, моя жена не намерена долго меня оплакивать.
— Похоже, она всем, кто ее слушает, говорит, что считает тебя мертвым с того дня, как ты ее бросил, пустившись в пьянство и блуд. Хотя слово «блуд» она не использует, обходится другими словами.
Граф криво усмехнулся:
— Представляет себя жертвой? И как, получается?
— Да, в некоторых случаях. То есть далеко не всегда. — Эдгар кашлянул и поправил манжеты. — Слишком многие знают, что она была отнюдь не святой, когда ты бросил ее. И многие ее недолюбливают.
— Что ж, возможно. Ты ведь едешь к Пэкстонам не один?
— С Лео и Хлоей. Я зашел, чтобы поговорить с тобой, пока Хлоя одевается.
Джулиан вдруг вспомнил, что в последний приход Хлои волосы у нее были уложены по-особому: по хрупким плечам струились длинные локоны. У него тогда еще промелькнула мысль, что ей, возможно, нравятся и распущенные волосы. Но как ни странно, ему даже не пришло в голову сказать Хлое, что ей идет новая прическа. А ведь в прежние времена он непременно сделал бы даже комплимент, Очевидно, в последнее время слишком глубоко погрузился в свои несчастья. А то обстоятельство, что он позволил Хлое заметить его ревность, вызванную привязанностью к ней мальчика, только добавило масла в огонь — Джулиан ужасно злился на себя и считал свое поведение не только глупым, но и недостойным. Вероятно, все свое обаяние и учтивость он залил вином, которого за последний год выпил столько, сколько не выпивал за всю жизнь. Удивительно, что она не обрушила ему на голову поднос, перед тем как выйти из комнаты.
— Значит, едете втроем? — пробормотал граф. — Конечно же, для того, чтобы еще что-нибудь разузнать о моем дяде и Беатрис, не так ли?
«А не испытывает ли Эдгар романтического интереса к Хлое?» — подумал он и тут же устыдился этой мысли. Эдгар с усмешкой кивнул:
— Совершенно верно. Едем для «сбора информации», как выражается Лео. Вчера вечером моя крестная случайно услышала, как Артур и Беатрис говорили о твоей смерти.
— Прилюдно?
— Видимо, они считали, что их никто не слышит. Но мне кажется, с их стороны это было ошибкой. Беспечностью.
— Удивительной беспечностью, — согласился граф. — Ведь мой дядя торгует государственными секретами… Такой человек, наверное, должен понимать, что его могут подслушать. А что именно услышала твоя крестная?
— Дядя сомневается, что можно доверять слухам о твоей безвременной кончине. Он напомнил Беатрис, что ему самому о твоей смерти не сообщали.
— Он очень неглуп, мой дядюшка, — проворчал Джулиан.
— Да, неглуп и хитер, — кивнул Эдгар. — А вот Беатрис не настолько умна. Хитрая, вероломная, безнравственная — но не умная. Она сказала, что ты мертв. Предположила, что ты перебил всех их людей, а потом скончался от ран. Мол, если бы ты был жив, то непременно уже объявился. Крестная сказала, что Артур после этого произнес такие слова, которые она ни за что не смогла бы повторить, и велел Беатрис не болтать лишнего. Конечно, этих сведений не хватит, чтобы отправить человека на виселицу, но кое-что все-таки проясняется.
Джулиан кивнул и пробурчал:
— Ясно, что Беатрис не слишком осторожна.
— Ты удивлен?
— Нет, нисколько. Беатрис чрезвычайно заносчива и импульсивна к тому же. Часто говорит не думая. А вот дядя тщательно обдумывает каждое слово и каждый поступок. Беатрис действительно верит, что красота спасет ее от неприятностей, какие бы преступления она ни совершила. До сих пор прихожу в ужас, когда думаю о том, что она пыталась сделать с нашим сыном.
Тяжко вздохнув, Джулиан продолжил:
— Каким же глупцом я был… Да, я, конечно же, понимал, что жена не рада беременности, но думал, что она просто боится. Слишком много женщин умирает при родах… И еще я знал, что она необыкновенно тщеславная, поэтому, вероятно, опасалась, что от ребенка ее красота может потускнеть. Но я до сих пор не могу понять, как женщина способна отправить свое дитя на смерть. Ведь именно это она и сделала, когда вложила Энтони в руки умирающей женщины в одинокой лачуге среди болот.
— Я тоже этого не понимаю, — пробормотал Эдгар. — Бывает, конечно, что от детей отказываются, но это, как правило, бедняки. И очень часто они так поступают только потому, что не могут содержать лишние рты. Возможно, твоя жена не хотела ребенка, потому что не любит детей, но она все равно не имела права так поступить. Она могла бы просто передать мальчика няньке и больше никогда к нему не подходить. Для меня это еще одно доказательство того, что они с Артуром уже давно думали убить тебя. Следовательно, они не могли допустить, чтобы у тебя остались наследники. — Эдгар вопросительно взглянул на друга. — Ты уверен, что до прошлого года не было покушений на твою жизнь?