Он сделал несколько глубоких вдохов. Вдыхается хороший воздух, выходит плохой, когда я пожимал ему руку, я, должно быть, был создан.
Дрю вернулся в дом и сел за ноутбук. Давить дальше казалось плохой идеей, но не давить дальше казалось еще хуже. Поэтому он начал писать, стараясь вернуть себе ветер, который наполнил его паруса и принес его так далеко. Поначалу ему казалось, что это работает, но к обеду (хотя он и не испытывал никакого интереса к еде) его внутренние паруса ослабли. Возможно, это была просто болезнь, но все было слишком похоже на то, что было раньше.
Кажется, я теряю дар речи.
Вот что он сказал Люси, вот что он сказал Элу Стэмперу, но это была не правда; это было просто то, что он мог дать им, чтобы они могли отмахнуться от этого как от писательского блока, через который он в конце концов найдет свой путь. Или же он может раствориться сам по себе. На самом деле все было наоборот. У него было слишком много слов. Что это было-труп или роща? Было ли оно пылающим или ослепительным? Или, может быть, смотрит? Был ли персонаж с запавшими глазами или впалыми? О, и если пустоглазый был дефисом, то как насчет запавших глаз?
Он закрылся в час дня. Он написал уже две страницы, и ощущение, что он возвращается к тому нервному и неврастеничному человеку, который чуть не сжег его дом три года назад, становилось все более невыносимым. Он мог бы приказать себе отпустить такие мелочи, как качалки и скамейки, позволить истории увлечь его, но когда он смотрел на экран, каждое слово там казалось неправильным. За каждым словом, казалось, скрывалось что-то еще более важное, просто скрытое из виду.
Возможно ли, что он заболел болезнью Альцгеймера? Неужели это все?
“Не говори глупостей” - сказал он и сам удивился тому, как гнусаво это прозвучало. Тоже хрипло. Очень скоро он совсем потеряет голос. Не то чтобы здесь было с кем поговорить, кроме него самого.
Тащи свою задницу домой. У тебя есть жена и двое прекрасных детей, с которыми можно поговорить.
Но если он это сделает, то потеряет книгу. Он знал это так же хорошо, как свое собственное имя. Через четыре-пять дней, когда он вернется в Фалмут и почувствует себя лучше, он откроет документы Горькой Реки, и тамошняя проза будет выглядеть так, будто ее написал кто-то другой, чужая история, которую он не знает, как закончить. Уходить сейчас-все равно что выбрасывать драгоценный подарок, который, возможно, никогда больше не будет дан.
Это должен был быть мужчина, и все пошло наперекосяк, сказала дочь Роя Девитта, а подтекст был просто еще одним чертовым дураком. И собирается ли он сделать то же самое?
Леди или тигр. Книга или твоя жизнь. Неужели этот выбор действительно был таким резким и мелодраматичным? Конечно, нет, но он определенно чувствовал себя как десять фунтов дерьма в пятифунтовом мешке, в этом не было никаких сомнений.
Вздремнуть. Мне нужно поспать, когда я проснусь, я смогу принять решение.
Поэтому он сделал еще один глоток волшебного эликсира доктора Кинга—или как там он назывался—и поднялся по лестнице в спальню, которую они с Люси делили во время других поездок сюда. Он заснул, а когда проснулся, то увидел, что дождь и ветер пришли, и выбор был сделан за него. Ему нужно было сделать один звонок. Пока он еще мог это сделать.
- Привет, милая, это я. Прости, что я тебя разозлил. Действительно.”
Она полностью проигнорировала это замечание. “По-моему, это не похоже на аллергию, Мистер. Похоже, ты заболел.”
“Это всего лишь простуда.- Он прочистил горло или попытался это сделать. “Наверное, довольно плохая.”
Прочистка горла спровоцировала кашель. Он прикрыл рукой трубку старомодного телефона, но решил, что она все равно его услышит. Налетел порывистый ветер, дождь хлестал в окна, и огни замигали.
“Ну и что теперь? Ты просто отсиживаешься?”
“Я думаю, что должен, - сказал он и поспешил дальше. “Дело не в книге, не сейчас. Я бы вернулся, если бы думал, что это безопасно, но эта буря уже здесь. Свет просто мерцал. Я потеряю электричество и телефон до наступления темноты, практически гарантированно. Здесь я сделаю паузу, чтобы вы могли сказать, что я вам так и сказал.”
“Я же тебе говорила” - сказала она. “А теперь, когда мы с этим разобрались, насколько ты плох?”
“Не так уж плохо” - сказал он, что было гораздо большей ложью, чем сказать ей, что спутниковая антенна не работает. Он думал, что действительно очень плох, но если бы он сказал это, то было бы трудно оценить, как она отреагирует. Может быть, она позвонит в полицию Преск-Айла и попросит о помощи? Даже в его теперешнем состоянии это выглядело слишком бурной реакцией. Не говоря уже о неловкости.