Наверное, это были самые большие похороны в нашей Церкви. Также самый длинный кортеж до кладбища, в основном состоящий из арендованных автомобилей. Там, конечно, были местные жители, в том числе Пит Бостуик, садовник, и Ронни Смитс, который сделал большую часть работы по дому (и разбогател на этом, я уверен), и миссис Гроган, экономка. Да и другие горожане тоже, потому что его очень любили в Харлоу, но большинство скорбящих (если они были в трауре, а не просто для того, чтобы убедиться, что мистер Харриган действительно мертв) были деловыми людьми из Нью-Йорка. У него не было семьи. Я имею в виду ноль, пшик, нада. Даже не племянница и не троюродная сестра. Он никогда не был женат, у него никогда не было детей—вероятно, это одна из причин, по которой папа сначала не хотел, чтобы я туда ездил,—и он пережил все остальное. Вот почему его нашел тот самый парень с соседней улицы, которому он заплатил за то, чтобы тот пришел и почитал ему.
Мистер Харриган, должно быть, знал, что у него занято время, потому что оставил на письменном столе исписанный от руки листок бумаги, в котором четко указывал, как именно он хочет провести свои последние обряды. Это было довольно просто. В похоронном бюро "Хэй и Пибоди" с 2004 года был внесен денежный депозит, достаточный, чтобы позаботиться обо всем, что осталось. Никаких поминок и часов просмотра не предвиделось, но он хотел “чтобы его” по возможности прилично починили", чтобы гроб можно было открыть на похоронах.
Преподобный Муни должен был вести службу, а я должен был читать из четвертой главы Послания к Ефесянам: “будьте добры друг к другу, мягкосердечны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас.” Я видел, как некоторые деловые люди обменялись на это взглядами, как будто Мистер Харриган не проявил к ним большой доброты или даже не простил их.
Ему нужны были три гимна:” Останься со мной“,” Старый суровый крест “и "В саду".- Он хотел, чтобы проповедь преподобного Муни длилась не более десяти минут, а преподобный закончил ее всего за восемь, с опережением графика и, как мне кажется, с личным рекордом. В основном преподобный просто перечислял все то, что мистер Харриган сделал для Харлоу, например, заплатил за ремонт Эврика-Грейндж и ремонт крытого моста через королевскую реку. Он также поставил на первое место сбор средств для общественного плавательного бассейна, сказал преподобный, но отказался от привилегии именования, которая шла с ним.
Преподобный не сказал почему, но я знал. Мистер Харриган сказал, что позволять людям называть вещи своими именами не только абсурдно, но и недостойно и эфемерно. Через пятьдесят лет, сказал он, или даже через двадцать, ты был просто именем на табличке, которое все игнорировали.
Выполнив свой библейский долг, я сел в первом ряду рядом с папой, глядя на гроб с вазами лилий в изголовье и в ногах. Нос мистера Харригана торчал вверх, как нос корабля. Я велела себе не смотреть на него, не думать, что это смешно или ужасно (или то и другое вместе), но помнить его таким, каким он был. Хороший совет, но мой взгляд все время возвращался назад.
Когда преподобный закончил свою короткую речь, он поднял руку ладонью вниз к собравшимся скорбящим и произнес благословение. - Те из вас, кто хотел бы сказать последнее прощальное слово, могут теперь подойти к гробу.”
Послышался шорох одежды и шепот голосов, когда люди встали. Вирджиния Хатлен очень тихо заиграла на органе, и я понял—со странным чувством, которое тогда не мог назвать, но годы спустя определил как сюрреализм,—что это было попурри из кантри-песен, включая “Крылья голубя” Ферлина Хаски, “Я пел Дикси” Дуайта Йоакама и, конечно же, “Стой рядом со своим мужчиной".- Итак, Мистер Харриган даже оставил инструкции по выходу музыки, и я подумала, что это хорошо для него. Образовалась очередь, местные жители в спортивных куртках и брюках цвета хаки вперемежку с нью-йоркскими типами в костюмах и модных туфлях.
“А как насчет тебя, Крейг?- Пробормотал папа. - Хочешь взглянуть в последний раз, или ты в порядке?”
Я хотел большего, но не мог ему сказать. Точно так же я не мог сказать ему, как плохо себя чувствую. Теперь он вернулся ко мне домой. Это произошло не тогда, когда я читал Священное Писание, как я читал для него так много других вещей, а когда я сидел и смотрел на его торчащий нос. Понимая, что его гроб был кораблем, и он собирался взять его в свое последнее путешествие. Тот, что спускался в темноту. Мне хотелось плакать, и я действительно плакал, но позже, наедине с собой. Я точно не хотела заниматься этим здесь, среди чужих людей.