— Мы это сделали, — ровным голосом произнес Мозли.
— И что он сказал?
— Ничего, — заявила Джонс; я обернулся к ней и подумал, что ее взгляд может превратить человека в камень. — Он умер.
Я уставился на нее.
— Гарольд?
— Пытаетесь сделать вид, что ничего не знаете?
Я развернулся лицом к Мозли.
— Должно быть, это Чарли. Она сделала это, чтобы заставить его замолчать. Возможно, старик видел ее. Когда вы его нашли? Как давно он умер? Боже мой!
Бедный старый мистик… Темный дух, о котором он меня предупреждал, теперь посетил и его. И это моя вина.
— Мы думали, что вы нам это сообщите, — заявил Мозли.
Я опустился на свое место. Потрясение было слишком велико, для того чтобы я мог внятно отвечать. Когда и зачем Чарли это сделала? Решила, что Гарольд ее заметил и может опознать? Она, должно быть, отправилась туда сегодня утром, после нашего разговора, пока меня терзали здесь идиотскими вопросами. Теперь я понял, почему два детектива покинули комнату на середине допроса. Если раньше у меня еще оставались какие-то последние сомнения в отношении Чарли, теперь они исчезли. Это была моя ошибка. Я солгал ей, сказав, что Гарольд определенно видел ее. Его смерть была на моей совести.
— Если он умер этим утром, пока я был здесь, — сказал я, — откуда мне знать, что с ним случилось?
Я понимал, что смерть Гарольда осложнила Мозли расследование. Вероятно, в полиции ждали, пока коронер сообщит им о времени смерти. Они пытались разобраться, как я могу быть с этим связан, и не собирались отпускать меня до тех пор, пока не решат эту головоломку. Главное безумие заключалось в том, что я знал все ответы и рассказал им, а они мне не поверили.
— Пожалуйста, скажите, что с ним произошло?
Детективы обменялись взглядом, и на этот раз ответила Джонс.
— Мы еще не знаем точной причины смерти, мистер Самнер. Но, похоже, он упал и ударился головой о камин. Упал сам или его толкнули, еще неизвестно. К сожалению, место инцидента, тело, было… несколько испорчено его собакой.
Пока она говорила, Мозли изучал мое лицо, вероятно, пытаясь понять реакцию на эту ужасную новость. Затем он кивнул, и меня вывели из комнаты. Мои ноги были так слабы, что я едва мог идти.
Камера была маленькой, в ней стояла застоявшаяся вонь от пота. Я сидел на скамейке, которую, казалось, сделали специально для того, чтобы как можно быстрее повредить ягодицы, и тупо смотрел на стену, пытаясь собраться с мыслями.
В свое время я загнал воспоминания о той давней истории с Питом, Сандрой и Домиником в самый дальний уголок сознания, но теперь заставил себя вспомнить все подробности, чтобы взглянуть правде в лицо и изгнать кошмары раз и навсегда. Я решил, что необходимо перейти к следующему эпизоду.
Когда правда вышла наружу, Доминик перестал со мной разговаривать, а дядя Пит общался только в случае необходимости. Он хотел, чтобы меня обвинили в вандализме, безответственном причинении вреда и уже не помню, в чем еще, но тетя Сандра умоляла его не преследовать меня, и он уступил ее просьбам. Из-за того, что женщина во втором автомобиле получила травмы, и из-за вмешательства страховых компаний утрясти ситуацию было непросто. Возникли претензии по уплате ущерба, потребовались усилия для внесудебного урегулирования, которое в конечном счете было достигнуто. В конце концов против меня не выдвинули уголовных обвинений, учитывая последствия перенесенной мной травмы.
Но история о том, что произошло — в черно-белом, лишенном подробностей варианте, — очевидно, осталась где-то в полицейских архивах.
Хуже всего было то, что я разрушил отношения с уцелевшей частью своей семьи и чувствовал ужасную вину перед ними. В то же время и сам мой проступок, и тот взрыв страха и сожаления, который за ним последовал, помогли мне. Это был короткий сильный шок, который, как говорят, может радикально изменить состояние психики, и в моем случае это сработало. Я вырвался из кокона фантазий и лжи, в котором провел несколько последних месяцев, и принял скорбную реальность как должное. Наконец доверился тому психологу-консультанту и после этого делал все что мог, чтобы в течение следующих двух лет быть образцовым племянником.
К тому времени, когда уехал из Гастингса и поступил в университет, я чувствовал себя уже другим человеком. Возможно, я повзрослел, но это не значит, что у меня в душе не осталось демонов. Их было больше, чем я готов был признать вслух, и я все еще не мог шагать в ногу с миром. Мне было легче в уединении, чем находиться среди людей. Именно это намеренное одиночество сделало меня столь уязвимым и открытым, и я все еще пребывал в отчаянии, когда Чарли появилась в моей жизни и пообещала сделать меня целым.