Все говорили, что я привыкну жить с одним глазом. Человеческий организм умеет приспосабливаться и адаптироваться. И я смогу справиться с физическим ущербом. То, что сделала Рэйчел, заставляло меня мучиться ночными кошмарами. Началось посттравматическое стрессовое расстройство. Я посещал психотерапевта, и так же, как тогда, после смерти родителей, в конечном счете это помогло. В первые дни воспоминания были непереносимы: скальпель, злобное лицо Рэйчел, но постепенно все это таяло и становилось не таким реальным и подробным. Сложнее было бороться с чувством вины. Все внушали, что я не виноват. Но я был центром, который связывал все жертвы: Карен, Сашу, Кристи, Гарольда и Генри. Можно только благодарить Бога за то, что Рэйчел никогда не преследовала Тилли, которая тоже была в шоке после всего, что случилось. Предполагаю, что Рэйчел не видела в сестре угрозу. Может быть, где-то в этом извращенном уме таилась искренняя любовь к Тилли? Кто знает? Любые шансы узнать исчезли в луже крови на ковре моей спальни.
Мы, особенно Тилли и я, около недели оставались в центре внимания газет и телевидения. Лицо Рэйчел было на первой странице каждой газеты, и эти события не раз сравнивали с делом Темного Ангела. Еще одна личная помощница оказалась злодейкой, хотя количество смертей от рук Рэйчел было намного меньше, чем у Темного Ангела, Люси Ньютон. Затем Люси Ньютон вновь потеснила Рэйчел с первых страниц, так как ее апелляция дошла до суда. Говорят, ее могут освободить по каким-то причинам. Что-то связанное с недостаточными доказательствами ДНК.
Но я отвлекся.
— Привет, Чарли, — произнес я.
— Привет, — она не улыбнулась.
Я сел напротив. Очень хотелось поцеловать ее в щеку и обнять. Нет, на самом деле, я хотел, чтобы она меня обняла. Но было понятно, что этого не произойдет. После всего, что я наделал.
— Спасибо, что согласилась встретиться, поговорить.
Она ответила на мое электронное письмо через несколько дней, точнее через три дня, когда я уже в полубезумии регулярно проверял почтовый ящик едва ли не каждые полчаса.
Она смотрела очень серьезно и оценивающе. Затем внезапно расслабилась и улыбнулась той мягкой улыбкой, которую я всегда так любил. Рыжие волосы улавливали солнечный свет, у нее был легкий загар, который придавал коже медовый оттенок.
Как можно было допустить, что она убийца? Сейчас я понимал две вещи: во-первых, я все еще любил ее так же сильно, как и раньше; во-вторых, что упустил свой шанс на счастье. И никогда больше не почувствую себя так, как в те первые недели наших отношений. Передо мной была моя вторая половинка, оторванная от меня изначально Зевсом, но второй раз — моей собственной рукой.
— Перестань так смотреть, — сказала Чарли. — Ты выглядишь словно пират, засмотревшийся на русалку.
Я засмеялся, а затем почувствовал желание заплакать. Подошла официантка и приняла заказ на латте и кусок шоколадного торта. Я изрядно потерял в весе за последний месяц, и доктора настойчиво рекомендовали употреблять больше жирной и белковой пищи, чтобы восстановить силы.
— Я знала, что тебе пойдет повязка на глазу, — сказала Чарли.
— Спасибо. А в правом глазу контактная линза. Иначе был бы очень странный вид — в очках и с повязкой.
Она снова улыбнулась, но на этот раз улыбка быстро растаяла.
— Итак. Как твои дела?
Она пожала плечами.
— Неплохо. То есть… я думаю, что все хорошо. Учитывая… всё.
Учитывая, что она кого-то убила и что наблюдала за тем, как пытают ее парня, обвинявшего ее же в убийстве.
— Прости, — быстро сказал я.
Она покачала головой.
— Я знаю, что тебе пришлось намного хуже.
— Да, но я не собираюсь устраивать с тобой соревнование.
Наконец я ее рассмешил.
Принесли кофе, и я добавил в него три кусочка сахара.
— Где была последние пару месяцев? — спросил Чарли.
— Во Флориде.
— Серьезно?
А я-то представлял, что она, как и я, прячется в квартире, где смотрит телевизор и пьет.
— Именно так. В Майами, если точнее. Кроме того, немного путешествовала. Мне просто нужно было… сбежать. Почувствовать солнце. Побыть неизвестной, — она посмотрела на стол.
— Ты прочитала то, что я написал?
— Да. Бегло. Просто это так… — она покачала головой, не находя слов.
— Знаю. Но понимаешь, — тут я с трудом сглотнул, — ты понимаешь, почему я сделал все это?