Одним из первых, с кем я связался утром после этих событий, после тягостной ночи, когда мог лежать только на спине, был, естественно, Виктор.
— На работу в понедельник выйти не смогу. — Я объяснил ему, что произошло, не упоминая, что меня толкнули — не хотелось, чтобы он принял меня за параноика.
— Вот черт! — сказал он. — Ну, ладно, давай посмотрим на эту дерьмовую ситуацию с положительной стороны.
Мы договорились, что я продолжу заниматься внештатной работой дома, и, к большому облегчению, Виктор сказал, что меня ждут в офисе, как только нога позволит перемещаться.
— Когда лед и снег сойдут и я смогу обойтись без костылей, то немедленно приступлю к делам.
— Не торопись, Эндрю, — сказал он. — Может быть, заеду к тебе, привезу виноград.
— Это было бы прекрасно.
— У тебя есть болеутоляющее? — спросил он.
— Уж этого добра навалом. Кодеин в промышленных дозах.
Таблетки были огромные, как для лошади. Их надо было принимать по одной каждые четыре часа во время бодрствования, но так как часто я не мог вытерпеть этого времени, то глотал через два-три часа. Я не беспокоился о том, что они закончатся: в больнице можно было пополнить запас.
— Отлично, — сказал Виктор. — А как подружка? Ухаживает за тобой?
— Да, она приходит сразу после работы. Послушай, Виктор, я очень сожалею, что так вышло.
— Не волнуйся, приятель. Никакой спешки. Взгляни на это так: у тебя оказалось чуть больше времени до того момента, как я стану твоим боссом и не буду уже таким славным парнем, — он расхохотался.
После беседы с ним мне стало немного легче — по крайней мере, пока в колене не стала снова пульсировать боль. Тогда принял очередную таблетку кодеина.
— Как самочувствие? — спросила Чарли, появившись на пороге в ранних вечерних сумерках: волосы усеяны тающим снегом, а в руках маленький чемоданчик и пара сумок.
— Отвратительно, — ответ мой был краток.
Она преувеличенно заговорщически подмигнула:
— Могу помочь тебе справиться с этим.
— Я имел в виду, что отвратительно оказаться здесь в заточении и лишиться возможности выйти на улицу.
— Понимаю. При падении разбилось твое чувство юмора?
— Увы…
Она поцеловала меня. Губы были холодными.
— Все нормально. Послушай, я принесла тебе несколько подарков и собираюсь приготовить ужин.
Она положила на столик несколько книг, журналов и упаковку с сериалом «Клан Сопрано», потому что накануне пришла в ужас, обнаружив, что я никогда не видел его. А затем отправилась на кухню.
— А почему ты с чемоданом? — спросил я, наблюдая, как она режет базилик и помидоры, пока варятся спагетти.
Она повернулась ко мне.
— Наверное, мне пока лучше остаться здесь, чтобы заботиться о тебе.
— Это очень мило, но не уверен, что мне понравится, когда за мной беспрерывно ухаживают. Слово я лежачий больной, а ты нечто вроде сиделки.
Она положила нож и подошла.
— Не будь глупым. Я не собираюсь надевать форму медсестры и вытирать тебе задницу. Но это безумие — торчать здесь в полном одиночестве, согласись? Все равно твоя Чарли приходит сюда почти каждый вечер, и ей станет гораздо удобнее, если здесь будут кое-какие ее вещи.
— Хорошо. Спасибо. Извини.
Она вернулась на кухню.
— Ты сообщил Виктору?
Я пересказал наш разговор, и она кивнула.
— Ничего страшного. Понятно, что нога болит и тебя гложет бессильная злость на то, что ты заперт в замкнутом пространстве. Но попробуй насладиться этим. Просто расслабься, отдохни, посмотри «Клан Сопрано». Вот я бы, например, не отказалась немного отдохнуть, но — увы — мой проект сейчас на критическом этапе. Одним словом, сплошной геморрой, — она обернулась, указывая кончиком ножа в мою сторону: — Я рассказывала тебе об этом засранце Майкле?
Это был один из консультантов в больнице, с которым у Чарли вышел принципиальный спор, и она рассказала мне о перипетиях этой истории, выбивая ритм ножом по разделочной доске, подчеркивая сильными ударами те части истории, которые больше всего ее раздражали.
— Черт, Чарли, такое впечатление, будто ты хочешь воткнуть этот нож в него.