Выбрать главу

Чувствуя на своей стороне поддержку соседей, Кармела загораживает собой дверцу машины, куда собираются втолкнуть ее отца.

— Вы не отнимете у меня отца! — вопит она. — Нет, нет, не отдам его.

Из толпы собравшихся кумушек слышен одобрительный гул. Крошка права. Что станется с одинокой девушкой без отеческой заботы? У этих полицейских не сердце, а камень. Они способны отнять у бедной девочки отца. Бессовестные! Кармела кричит, топает ногами и, разгорячившись, сама уже убеждена в постигшем ее несчастье. Минута, другая, и весь двор, возмущенный, позабыв о сплетнях по поводу Кармелы, о подозрительных проделках дона Доменико, готов силой вступиться за обиженного.

Ипполито, схватив Кармелу за руку, пытается оттащить ее от машины; она отбивается, кусается, царапается, плачет, зовет на помощь.

— Счастье твое, что ты несовершеннолетняя, — рычит комиссар, не решаясь применить силу. — Ну, ничего, отец за тебя ответит, можешь быть уверена.

В течение всей этой сцены дон Доменико стоит молча, сохраняя невозмутимое достоинство. Время от времени он сокрушенно качает головой и подымает глаза к небу с видом великомученика. И вдруг в машине с гониометром раздаются неясные слова. Услышавший их Ипполито кричит громовым басом:

— Молча-а-ать!

Его голос звучит так властно, что даже Кармела перестает отбиваться.

— Тише!

В наступившей внезапной тишине из приемника, установленного в машине, внятно доносится голос Поля Корбье:

— ИРП 45... ИРП 45... ИРП 45... Вы меня слышите?

По знаку Ипполито радист отвечает. Минуту спустя начинается диалог.

— Почему прекратили прием? — допытывается Париж.

Комиссар добродушно отвечает:

— Вместо того чтобы злиться, лучше скажите нам, кто вы.

— Я передатчик, которого вы просили пригласить врача из института Пастера... Врач стоит рядом, вы можете связаться с кораблем?

— Попытаемся. Оставайтесь на приеме.

Ипполито приказывает полицейским, охраняющим дона Доменико:

— Отведите его в дом, пусть наладит передатчик.

Внезапный перелом в поведении полицейского остается загадкой для соседей, но когда дон Доменико, «доктор», с видом победителя подымается к себе наверх, у всех вырывается вздох облегчения.

0 часов 25 минут (по Гринвичу) на борту «Марии Соренсен»

Ларсен и Олаф тревожно переглядываются. С палубы сквозь открытое окно доносится плач юнги. Его побили. Рыбаки — народ не легкий. В такую ночь от них нечего ждать поблажки.

— Ничего, — говорит отец, — худа от этого ему не будет.

— Пусть закаляется, — вторит Олаф.

Когда он был юнгой, приходилось плакать и ему: положение капитанского сына не спасало от побоев.

Олаф до краев наполняет стакан ромом.

— Много пьешь, — замечает Ларсен.

Не отвечая, молодой человек залпом выпивает весь стакан. Он медленно и глубоко вздыхает, потом кладет локти на стол, подпирает подбородок сплетенными пальцами.

Отец набивает трубку, достает из кисета по маленькой щепотке табаку и уминает его грязным большим пальцем.

Из включенного радиоприемника все время слышатся глухое урчание, потрескивание, скрежет, резкий свист.

Вдруг стремительно врывается голос Лаланда. Он сообщает, что удалось связаться с врачом, что доктор Мерсье находится в квартире радиолюбителя в Париже и готов дать совет.

От корабля — к Африке, от Африки — к Неаполю, из Неаполя полицейский радист, через аппарат дона Доменико, передает сообщение в Париж, — так с большим трудом, постепенно налаживается двусторонний разговор. Вопросы и ответы следуют по одной линии связи.

— Опишите симптомы болезни, — требует Мерсье.

— Высокая температура, — начинает Ларсен.

От передатчика к передатчику бегут слова:

— Пена на губах... Нарывы по всему телу... язвы на бедрах...

Париж спрашивает:

— Какого цвета нарывы?

— Красные.

— Красные, — объявляет Лаланд.

— Красные, — повторяет полицейский радист.

— Болезненны?

— Нет... Нет... — по очереди подтверждают связные из конца в конец цепи.

— Болезнь началась сразу?

— Сразу. Больной свалился на палубе.

— У вас есть животные на борту?

— Есть. Кот.

— Наберите полный шприц слюны больного и введите ее коту.

Ларсен и Олаф без слов понимают друг друга. Капитан достает из аптечки шприц.

— Прокипятите его, — распоряжается голос из радиоприемника.

Спиртовка стоит в углу. Олаф наливает в кастрюльку воды, щелкает зажигалкой, подносит к фитилю. Отец опускает шприц в кастрюлю; вода быстро нагревается. Чтобы не сидеть без дела, Олаф подходит к аппарату, сообщает: