В институте Мерсье вызывает по телефону Осло. В ожидании ответа из госпиталя просит принести кофе. Пробегая глазами газету, Мерсье макает в кофе печенье, и в это время раздается телефонный звонок.
Русские хорошо справились со своей задачей, благодаря их стараниям госпиталь в Осло уже оповещен. Самолет санитарной авиации ждет доставки сыворотки на аэродром. Во всех странах Северной Европы, от Дюнкерка до Копенгагена, от Глазго до Осло, все радиостанции пытаются установить связь с «Марией Соренсен».
7 часов 30 минут (по Гринвичу) в БрауншвейгеОфицеры проснулись.
Как только лейтенант Беллами вернулся на аэродром, его вызвали к капитану. Вытянувшись, он выслушивает выговор начальства:
— Пятнадцать суток ареста за опоздание на поверку.
Что за чепуху он несет? Какая поверка? Беллами ничего не понимает. Его проступок гораздо серьезнее. Он считает своим долгом честно поправить.
— Я был в Берлине, господин капитан.
Он собирается рассказать, как сел в военный самолет, не имея на то никакого права, как сам сочинил для себя приказ, но капитан Хиггинс в ярости кричит на него:
— Вас не спрашивают. Потрудитесь не прерывать меня, когда я говорю!
Капитан все говорит, но Беллами уже не пытается прерывать. С безграничной нежностью разглядывает он красные уши, одутловатые щеки, низкий лоб, глубоко сидящие глазки и багровый нос капитана. Так, значит, этот обжора, этот старый балда Хиггинс, над которым смеются даже новобранцы, глупости которого передаются из уст в уста, постоянный объект для всяких шуток, в первый раз в жизни доказал, что и он может соображать, — яростно вращая глазами, весь побагровев, шумно сопя, как морж, капитан рычит, напрасно стараясь подавить гнев:
— Ловко получилось. Надо же так! Дать русским провести себя!
Беллами сам охотно закатил бы себе оплеуху.
— Никогда не прощу себе этого, капитан.
8 часов (по Гринвичу) в ОслоНеизвестный радист, служащий радиостанции морской службы в Осло, первый устанавливает связь с «Марией Соренсен».
Каждые пять минут повторяет, как ему приказано:
— Алло, КТК... КТК... слышите меня?
Внезапно из тишины возникает голос:
— Говорит КТК... КТК. Слушаю вас.
Радист произнес позывные официальным тоном. А в голосе, который он слышит, чувствуется тревога.
— Примите известия, — говорит служащий. — Сыворотка послана.
Ответа нет. Радист продолжает:
— Не бросайте прием. Держите связь со мной. Я сообщу вам об отправлении санитарного самолета, который доставит вам лекарство.
8 часов 05 минут (по Гринвичу) на борту «Марии Соренсен»Из окна рубки Ларсен смотрит на удаляющуюся шлюпку. Видна только черная точка на горизонте. Он хватает рупор и выходит на палубу. Изо всех сил кричит:
— Связь налажена. Сыворотка в пути! Возвращайтесь назад!
Но его не слышат, лодка слишком далеко.
В бинокль капитан видит, как рыбаки налегают на весла.
Ларсен бегом спускается в складское помещение, роется в шкафу. Находит наконец два флага и поднимается на палубу. Бешено размахивает флагами, но старания его напрасны, беглецы его сигналов не видят. Вдруг капитана осеняет мысль: сирена.
Пронзительный гудок прорезает воздух...
На этот раз рыбаки услышали. Останавливаются. Теперь их очередь смотреть в бинокль. Капитан, стоя на палубе, снова размахивает флагами.
— Еще насмехаться вздумал, — ворчит Франк.
Но люди, которые долго плавали с Ларсеном, знают, что он не стал бы себя утруждать зря.
— А сирена-то неспроста.
— Что-то тут есть.
— Важное дело, пожалуй.
Петер предлагает:
— Может, повернем?
Мишель испепеляет его взглядом. Старик сразу падает духом. Но мысль уже подхвачена другими.
— А чем мы рискуем? Послушаем, что он скажет.
— Не может же он заставить нас вернуться на судно, если мы этого не захотим.
Мишель возмущается:
— Он боится за судно, вот и все. Один он не может маневрировать, а больные ему не помощники.
— Может, он с нами уехать хочет.
Эту мысль подсказала кому-то неспокойная совесть; но никто не считает Ларсена способным так внезапно менять свои решения. Спор продолжается еще несколько минут. Но если многие уже допустили мысль о возможности возвращения, значит, к ним примкнут и остальные. Против всякого ожидания, Франк в конце концов присоединяется к мнению большинства, и шлюпка направляется к судну. Капитан видит, что шлюпка повернула обратно. Он проходит по палубе, входит в барак к больным. Те услышали гудок сирены, но не поняли, что означает этот сигнал. С тех пор как их товарищи оставили судно, больными овладело отчаяние. Они не стонут, не жалуются, ждут смерти.