— Янушка… оставил меня одну… — жалобно, надтреснутым голосом завыла женщина.
— А ты в другой раз не болтай глупостей, черт тебя дери! — накинулся Капитан на Ирену, но из ее угла уже слышалось спокойное сонное дыхание.
Сон так и не возвратился к Вацлаву. Что-то зловещее, но пока еще неясное чувствовалось в воздухе. В польском углу воцарилась мрачная тишина. В этом пропахшем кислятиной логове смерть уже нанесла удар своей костлявой рукой, а теперь как будто снова нацеливалась. Вацлав вдруг представил себе пустоту одиннадцатой комнаты. Поначалу он воспринимал чей-нибудь уход как облегчение, но теперь боялся одиночества. Баронесса, Гонзик, Мария. Завтра уйдет Ирена — девушка делает карьеру. А что со Штефанским? Один за другим исчезают обитатели комнаты, и никто уже не занимает их мест. Ряд новых бараков вырастает на лагерной территории, а старые, кишащие паразитами, обречены на ликвидацию, их уже не заселяют. Внезапно Вацлава обуял страх при мысли, что он может остаться совсем один в комнате. Нет, невозможно: рядом жизнь. Вот огонек сигареты напротив. Он то постоит на месте, то опишет кривую и разгорится сильнее при затяжке, за ним — живой человек.
— Обулись бы хоть, а то простудитесь, — шепнул Капитан в сторону Штефанской, неподвижно торчавшей у окна. Женщина не откликнулась. Возможно, не слышала.
Только под утро Вацлаву удалось снова задремать. Проснувшись, он увидел, что Штефанской нет в комнате. На нарах сиротливо лежал увязанный ранец. Капитан вернулся из канцелярии и принес удивительное известие: Пепека посадили. Эта новость лишь усилила тревожное напряжение. Не связан ли арест Пепека со Штефанским?
Штефанская вернулась в полдень, измученная, заплаканная. Новые, слишком тесные ботинки, связанные шнурками, висели у нее на руке. Напрасно искала она мужа в больницах, бегала по нюрнбергским кабакам, крепко сжимая четки в костлявых пальцах. Где ее не понимали, а где выбрасывали вон — того и гляди что-нибудь стянет.
После обеда у барака остановилась легковая машина. В комнату вошел папаша Кодл, а за ним трое незнакомых мужчин. Все они забыли поздороваться. Ирена относила последние вещи в каменный домик недалеко от ворот, но, увидев пришедших, она из любопытства остановилась посреди комнаты с чемоданом в руках.
— Пани Штефанская, — обратился к ней папаша Кодл, одновременно представляя ее полицейским.
Молодой комиссар тем временем украдкой посматривал на Ирену: она была куда привлекательнее, чем морщинистая босая старуха.
— Понимает по-немецки? — спросил один из чиновников.
Папаша Кодл покачал головой.
— Тогда скажите сами.
Папаша Кодл сделал неопределенное движение.
— Ваш муж…
— Что с ним? — вскрикнула Штефанская.
В комнате стало так тихо, что слышна была неутомимая работа жучка-точильщика.
— Умер, — ответил Кодл и неловко развел руками.
Костяные четки, которые держала Штефанская, упали на пол, рот ее в ужасе раскрылся, какая-то странная судорога скривила мучительно побелевшие губы, ноздри ее вздрогнули и раздулись. Вдруг выражение ее дико выпученных глаз изменилось. Штефанская смело шагнула вперед, растолкала полицейских, минуту суетливо металась и с лихорадочной поспешностью начала обуваться, но не смогла завязать шнурки.
— Знала же я, что Янушка… — затараторила Штефанская и вся затряслась от смеха. — Сейчас будет готово, сейчас, сейчас, одну минуточку… — Вдруг она подскочила к Ирене и обняла ее. — Ты извини, Янушка меня ждет, я должна бежать, приезжайте побыстрее вслед за нами!
Ее лицо помолодело, зарумянилось, оно сияло от счастья и возбуждения. Потом она побежала к нарам, споткнулась о четки. Раньше она не расставалась с ними, отсчитывая молитвы, прочитанные своему католическому богу. Теперь она посмотрела на четки с ненавистью и пнула их под стол. Штефанская развязала ранец, с нервной суетливостью начала швырять в него остатки скарба.
— Знала же я, что Янушка этого никогда бы не сделал… — приговаривала она.
Ирена поставила чемодан на пол, лицо ее посерело, будто пеплом подернулось. Полицейские недоуменно смотрели то на папашу Кодла, то на метавшуюся по комнате женщину, потом они смекнули, в чем дело. Младший из них тихо заговорил с Иреной.
— Поймите, пани, — прохрипел папаша Кодл, не соображая, что следует еще сказать.
Вацлава снова стала мучить изжога. Он не мог оторвать взгляда от бедной женщины. Папаша Кодл сегодня впервые назвал Штефанскую «пани».