Ему не хотелось спать, и он зашел в трактир. Здесь Гонзик увидел новых людей. Он сразу догадался, кто они: заросшие, загорелые, словно высушенные лица, а в глазах какой-то особенный, еле уловимый отпечаток умиротворения и облегчения. Гонзик услышал чешскую речь и подсел к столу.
Человек средних лет пил марокканское вино большими размеренными глотками.
Гонзик поздоровался. Солдат в измятой замусоленной куртке удивленно повернул к нему узкий череп.
— Вы чех? — спросил Гонзик, смущаясь.
— Нет, бушмен, — прозвучал ответ. Этот однорукий человек с лицом, покрытым тонкими резкими морщинками, в которые въелась пыль, явно не проявлял склонности к разговору.
— Вы возвращаетесь, да? — настойчиво продолжал свои расспросы Гонзик.
— Чего тебе надо? — Солдат приподнял верхнюю губу, и только теперь Гонзик заметил, что она была сшита хирургом. — Презерватива у меня не найдется.
Гонзик смешался.
— Я хочу узнать, как там…
Легионер весело посмотрел на него. Левой рукой он выловил бумажку, жестяную коробку и виртуозно скрутил одной рукой козью ножку, подбородком прижал спички к груди и раньше, чем Гонзик успел ему помочь, чиркнул, уронил коробок на стол и с удовольствием затянулся.
— Как там, говоришь? Санаторий! — солдат сдвинул белую пилотку со лба на затылок и стал серьезным. — Но выдержать можно, Франтишек, — не торопясь, говорил он, — особенно если ты счастливчик. — Легионер без причины рассмеялся. Мелкий, неожиданно высокий смешок не вязался с его угловатой фигурой. — Только счастье разное бывает. Мне, к примеру, предстояло тянуть лямку еще два года, и вот привалило счастье. — Он кивнул на свое правое плечо. — День, когда мне отняли руку, был самым счастливым в моей жизни. — Легионер посмотрел куда-то вдаль, сквозь Гонзика, голос его окреп, на губах появилась мечтательная улыбка. — Теперь вот получу штатскую одежонку, и пусть хозяева поцелуют меня в зад! — Он стряхнул пепел на стол, допил вино и вытер мокрые губы.
Пальцы Гонзика непроизвольно царапали доску стола. Легионер-инвалид заказал новую бутылку вина. Вокруг его головы словно сиял ореол тихого счастья.
— Выпей, Франтишек, кто знает, что ждет тебя… Я иду на покой. — Его одолел короткий приступ ребяческого смеха.
Вино помогло. Солдат сказал наконец несколько толковых фраз.
Два года назад наш транспорт пристал в Сайгоне. Хороший город, роскошная жизнь: казино, бабы, словом — культура! У нас была даже футбольная команда. — Легионер левой рукой извлек из нагрудного кармана потертый бумажник и высыпал из него несколько потрепанных фотографий: волейбольная площадка, спортсмены — в трусиках, один гасит мяч. Если бы на заднем плане не торчали орудийные башни крейсера, можно было бы подумать, что фотография сделана дома, в Чехословакии. На другом снимке — бронеавтомобиль, разрисованный французскими надписями, по обе стороны — легионеры в шортах, в позе трубящих горнистов, только вместо горнов у них бутылки из-под вина. В центре — он сам, теперешний сосед Гонзика, еще не однорукий, а рядом — маленькая красивая вьетнамская девушка в длинном пестром одеянии. Гонзик украдкой посмотрел на пустой рукав соседа, засунутый за ремень гимнастерки. И еще снимок: офицерская столовая, за хорошо сервированными столами — упитанные лица, коротко остриженные белокурые головы, склонившиеся над обильной жратвой. Гонзик сразу же угадал по наглости в лицах бывших эсэсовцев. Около этой компании склонился туземец-официант в белом фартуке.
— У меня было больше таких снимков — сгорели, — равнодушно сказал сосед Гонзика и расстегнул ворот куртки. На груди у него между густыми черными волосами светлела плешина, затянутая сморщенной, неестественно розовой кожицей. — Шерсть на этом месте уже не растет, и загореть эта чертовщина тоже не хочет, — сказал легионер и опрокинул в рот очередной стаканчик вина.
Гонзик молчал, не зная, что еще спросить.
— Полтора месяца мы блаженствовали, — продолжал после минутного молчания легионер. — Потом приехала комиссия: адъютант, полковник, в общем, самая сволочь, и разобрали нас, как баранов, для пополнения стада вместо тех, которых волки сожрали. Офицеры так и говорили: les loups[162], и смеялись. Да, Франтишек, Донгой — это, брат, крепость где-то на самой сиамской границе, среди джунглей. Война! — Легионер посмотрел на часы и умолк.