(Эти два клоуна живы и сейчас, спустя тридцать лет. Сначала ими играл сынок, а потом дочка. И хотя Антон остался равнодушен к цирку, но вот для Ксюши это была целая эпоха в жизни, когда она себя осознавала клоуном! С Петрушкой она спала в обнимку… А Шут с бубенчиками на колпаке через много лет участвовал в нашем спектакле, который мы играли вместе с Ксюшей. Спектакль, посвящённый памяти Леонида Енгибарова. Но до этого ещё – целая жизнь!…)
Яша сказал, что вернулся из заключения Гавриил Яковлевич – его и Гавра отец. Отсидел в мордовских лагерях семнадцать с половиной лет… Умеет же наше государство прятать лучших своих людей далеко и надолго! Но и за колючей проволокой он оставался отцом своих трёх сыновей. И оттуда, из-за колючей проволоки, он слал сыновьям самодельные книжки: сочинял для них сказки, рисовал картинки, писал мелким почерком длинные-предлинные письма – о своей жизни, о том, что ему дорого, и как он понимает смысл жизни (Гавр показывал мне эти письма). Гавриил Яковлевич Кротов был прирождённым педагогом, вроде Макаренко или Сухомлинского, любил работать в детских домах, с трудными детьми, с сиротами. Ну, конечно же, такого человека надо было спрятать куда подальше! Ведь он из своих воспитанников растил думающих людей! А для того государства, в котором мы тогда все жили, это было опасно.
Из своих сыновей он тоже вырастил мыслящих людей – колючая проволока оказалась тому не помехой! И вот он вернулся… Яше скоро девятнадцать лет – а последний раз отец его видел, когда ему было девять месяцев.
Гавр купил для отца домик в глухой деревне, в Калужской области. Поселиться в Москве, с семьёй, старому и больному человеку не разрешили. Выходит, власти боялись его до сих пор?… Да, старого и больного, но не сломленного духом. Такие люди не ломаются. Пройдя гражданскую войну (в Средней Азии ловил басмачей), а потом всю Отечественную, а потом войну с японцами, а потом тюрьмы и лагеря… Такая жизнь или ломает в самом начале, или превращает человека в стоика. Старший Кротов оказался стоиком.
Поехали провожать Яшу с Ирой к метро. Везла сыночка в голубой коляске по Берёзовой аллее, пронизанной солнцем… Воистину пасхальный день сегодня!
На обратном пути присела на скамью и записала стихотворение (ручка и блокнот всегда при мне).
* * *
Антоше
Подъезжаем к дому – а тут Пресманы нас дожидаются! Нет, не такой уж наш остров безлюдный!
Пресманы привезли букетик гиацинтов и яблочный пирог, испечённый Антониной Самуиловной.
Пили чай с пирогом. Антон сидел у меня на коленях, распахнув свои каре-зелёные глазища. В них такая глубина, что голова кружится, когда долго смотришь…
Александр Самойлович сказал: «Космическое дитя!…»
А Каптеревы всё никак не доедут до нас…
Людмила Фёдоровна болеет, ездит на Каширку, в онкологический центр, на облучения…
Господи, помоги моей крёстной! Господи, пусть она выздоровеет, я так люблю её! Я так нуждаюсь в её присутствии на земле!…
Ночь… Привет тебе, бессонное окно!
Скоро моему сыночку три месяца.
Это – уже третья «Антошина тетрадка».
Приезжала Марьяна со своим мужем (противником детей). На Антошины три месяца.