Один немецкий ученый кормил гусениц каким-то веществом, от которого на крыльях выводившихся впоследствии бабочек появлялись хорошо видные светло-красные пятна. А недавно он выпустил шестьдесят тысяч бабочек-капустниц, на крыльях которых рядом с миниатюрной этикеткой была прикреплена крошечная алюминиевая пластинка. (Вместе с этикеткой пластинка весила три миллиграмма.) Ученый рассчитывал, что пластинка будет блестеть на солнце и привлечет внимание людей.
Но разговор о зимовках бабочки на этом не кончился. Я, кстати, вспомнил одну историю, удивившую меня.
Это было зимой. Стоял сильный мороз, и я торопился домой. И вдруг застыл как вкопанный. Даже забыл, что у меня совершенно окоченели ноги. Прямо передо мной в снегу лежала большая бабочка. По темным крыльям со светлыми полосками по краям я сразу узнал траурницу. Но откуда она взялась зимой на снегу? Я был убежден, что бабочки не доживают до холодов — зимуют их яички, из которых весной появляются гусеницы или куколки, а из них с наступлением теплых дней выводятся бабочки. Тогда я так и не мог ответить, откуда же взялась эта бабочка? И вот теперь, узнав о перелетных бабочках, я подумал: может быть, она не успела улететь вовремя на юг и замерзла? Но где же она была до самых морозов?
Когда я закончил рассказ, адмирал оглянулся и указал мне на сидящих рядом двух похожих друг на друга траурниц. Только у одной каемка на крыльях была желтая, а у другой — бесцветная, белая.
— Это — мать и дочь, — сказал адмирал, — но, прежде чем объяснить тебе, почему они разные, ответь-ка на вопрос: замечал ли ты, что траурницы весной появляются одними из первых?
— Замечал, кажется, — не очень уверенно ответил я.
— А какого цвета каемка бывает у них на крыльях, не замечал?
— Не замечал!
— А не думал ли ты, что траурницы появляются слишком рано?
Я ответил, что не думал об этом. Тогда адмирал наконец перестал мучить меня вопросами. И рассказал, что траурницы зимуют! С наступлением холодов они не гибнут, как многие другие бабочки, а, забравшись в какое-нибудь укромное местечко, засыпают до весны. Пригреет солнышко, и они проснутся. А узнать тех, кто перезимовал, легко по кайме. У бабочек за зиму она выцветает и становится совсем светлой, почти белой.
Тогда я понял, откуда взялась бабочка на снегу и что с ней произошло. Ее погубило то, что до поры до времени спасало: скорее всего, печная труба. У этой трубы где-нибудь на чердаке пристроилась бабочка пережидать зиму. Но вот ударили морозы, печку стали топить сильнее, сильнее, труба нагрелась, и тогда бабочка проснулась. Она не поняла, не сообразила, что не солнечные лучи разбудили ее. Расправила бабочка крылья и вылетела в чердачное окошко. Может быть, даже не успела заметить, что не зеленая трава на земле и не зеленая листва на деревьях, а все вокруг покрыто холодным белым снегом. И сразу замерзла.
Между тем начало смеркаться, и дневным бабочкам давно уже пора было устраиваться на ночь. Да и мне надо было торопиться в город. Однако перед уходом я дал слово опять приехать сюда. А вот кому я это обещал и что было дальше, я расскажу потом.
Глава вторая, дополнительная.
Хороший мальчишка с большим сачком
Обо всем, что я узнал от бабочек, мне очень хотелось рассказать Мишке Крышкину. Я уверен, что после этого он изменил бы свое отношение к чешуекрылым.
Но Мишку Крышкина мне повидать тогда так и не удалось. Зато я увидел другого мальчишку. В руках у него был сачок, а на боку сумка, в которой что-то позвякивало. «Банки», — догадался я и понял, что этот мальчишка идет ловить и уничтожать бабочек.
— Послушай, — я решительно шагнул к мальчишке, — куда и зачем ты идешь?
— Я иду ловить бабочек, — спокойно ответил он.
— Вот! Я так и знал! Ты — второй Мишка Крышкин! — И я рассказал ему про Мишку.
— Да, Мишка ваш — плохой человек, — сказал мальчишка с сачком, — он приносит вред, а мог бы приносить пользу.