Автостанция обезлюдела. Время работы автобусов кончилось, и, чтобы доехать до санатория с красивым названием «Голубая Русь», Андрею пришлось брать такси.
Небо было темное, в больших с изломами тучах. По всему судя ночь наступала ветреная, прохладная; и Андрею от этого все казалось неуютным, полным скрытой угрозы. За стеклом машины вдали рельефно выделялись силуэты тех гор, которые еще со школьных лет вызывали у него не только почтительное уважение, но и незатухающую обиду: именно у подножия одной из них был убит великий Лермонтов. Андрею эта гора всегда казалась холодной, а у основания ее, на маленькой площадке, он зримо представлял истекающего кровью поэта.
В фойе санатория «Голубая Русь» было тихо и по заведенному порядку опрятно и уютно. Возле лестницы с незатейливыми, прямоугольной формы и гладко отполированными поручнями, ведущей на второй этаж, струился небольшой фонтанчик, аккуратно выложенный из подобранных один к одному валунов, и в прохладной чистой воде его, как в горном ручье, плавали небольшие рыбки и колыхались кем-то оставленные на ночь алые розы.
Андрею сразу понравилось в санатории. Поднимаясь в приемное отделение, он подумал, что его ожидает здесь много приятных минут: и отдых будет интересным, необычным, и необходимый творческий подъем он получит здесь, и, быть может, даже закончит взятую с собой большую работу.
Решив не оставлять в коридоре чемодан и портфель, Андрей постучал в дверь и вошел в приемное отделение.
В просторной комнате, заставленной креслами, стульями, столами и столиками, при свете настольной лампы сидела молодая женщина и что-то печатала на пишущей машинке.
— Здравствуйте! — снимая шляпу, сказал Андрей.
Увидев нового отдыхающего, женщина прекратила свою работу, ответила радушно на приветствие, добавив: «С приездом вас», и прошла к креслу за столом. Андрей с удовольствием наблюдал, как она шла, как села на свое место, какими аккуратными бережными движениями раскрывала регистрационные книги. Справа от нее высилась горка учебников и брошюр, общая тетрадь. «Учится, видимо, — подумал Андрей. — А сама прелесть какая! Серые глаза. Большие, словно наклеенные ресницы, маленький рот с пухлыми губками. Голос грудной. Чудо!»
— Давайте, пожалуйста, ваши паспорт, путевку и санаторную карту. — Она протянула руку, загар которой, оттеняя, подчеркивала белая кофточка, точно так же оттенявшая и лицо, и шею с небольшим украшением на золотой цепочке. И все время, пока она выписывала необходимые данные из паспорта, проверяла санаторную карту и путевку, Андрей с удовольствием рассматривал ее. Женщина очень понравилась ему.
Разговорились без затруднений, непринужденно: о ее учебе в институте, о его работе, о том, почему так поздно приехал один, о модных артистах, поэтах. И тут, как говорится, Андрей сел на своего конька. Он с восторгом заговорил о своем любимом поэте — Сергее Есенине: рассказывал о его жизни, творчестве, читал его стихи, и Полине — так звали дежурную — было приятно все это слушать.
— А знаете, Полина, Есенин бывал здесь, в ваших Лисентуках. Ему понравилось. Но когда стал уезжать, как вспоминают очевидцы, внимательно посмотрел вокруг и торжествующе воскликнул: «А берез-то здесь нет! Нет здесь наших русских берез!»
Уже передали последние известия по радио, отзвучали последние аккорды гимна, а Андрей и Полина все не замечали времени: им постепенно начало казаться, что они были знакомы давным-давно, много лет назад, и интерес их друг к другу с каждой минутой не только не пропадал, а напротив, возрастал: им хотелось говорить и говорить, потому что оба в душе боялись той минуты, когда придется расстаться, хотя знали — эта неизбежная минута все же наступит.
Оформив еще двух новичков и проводив их в комнаты. Полина вернулась, торопливо сняла халат, повесила его в платяной шкаф, стоявший в углу, и предложила:
— Давайте пить чай. Вы с дороги, наверное, устали.
— Спасибо! Я тронут вашей заботой. Но зачем из-за меня лишние хлопоты? Как-то совестно обременять вас, честное слово.
— Это входит в мои обязанности. А мне хочется сделать вам приятное.
Андрей снял пальто, одернул костюм, поправил галстук, вымыл руки, лицо, утерся, причесался и подсел к небольшому столику, на котором возвышался пузатый самовар, а рядом с ним уютно расположились простенькая сахарница с голубыми цветочками, стаканы и стеклянная вазочка с вафлями и печеньем.
Андрей предложил было кое-что покрепче и даже засуетился, чтобы открыть портфель, но Полина, укоризненно посмотрев на него, отказалась:
— Ни к чему. Если суждено, то в следующий раз. Посмотрим, как говорят, на ваше поведение.