Возмущаясь, как ему казалось, несправедливым отношением Полины, Андрей пытался заставить себя работать и не мог. Из головы не выходил ее зовущий облик: алеющие при возбуждении щеки, густые и длинные ресницы, родинка на шее и этот молочный запах молодого тела, до сих пор еще сохранившийся на второй подушке, на которой она тогда лежала. Может, она меня разлюбила? Может. Все может. В жизни и не такое бывает. Ведь не с бухты-барахты уже несколько раз, попутно зайдя к нему в номер, она говорит про его взгляд. «Вы еще не отключились от работы. Мысли заняты ей, и взгляд у вас от этого дикий, обжигающий. Я боюсь его!»
Вот ведь до чего дошло: взгляда его начали бояться. Что она, смеется или всерьез? Если смеемся, то, спрашивается, зачем? Неужели эта умная женщина меня не понимает? А как она понимает, что она теперь думает обо мне?
Андрей даже предположить не мог, что Полина все это время берегла его покой, старалась меньше встречаться с ним, чтобы дать ему возможность быстрее закончить большую работу, которая должна принести ему известность в ученом мире, а может, деньги или что-то еще. Она и в самом деле, отрывая его от работы, видела, что еще долгое время в глазах Андрея стояла отрешенность, и посчитала, видя его занятость, за лучшее не докучать ему, не быть назойливой. Всему свое время. Все еще впереди. И он успокоится. И не будет таким сговорчивым и податливым на всякие там встречи с северянами или с кем-то еще. Главное, чтоб он был трезв, а в остальном мысли их совпадают.
Андрей этих мыслей Полины не знал и нервничал. Он перевернулся со спины на бок и со злостью бросил подушку, на которой спала Полина, в кресло. Собственно, зачем ему раздражающие душу и сердце переживания, какая польза от них? И вдруг его осенило: все эти мелкие радости и неудачи выбивают из колеи, мешают полностью сосредоточиться на работе, когда давным-давно известно, что в любом деле нельзя достичь больших высот, если разбрасываться, делить себя. Ничего нет хуже половинчатости, раздвоенности. Надо, как учил шеф, все: ум, силы, знания, любовь, ненависть — сконцентрировать на одном, и тогда успех обеспечен. Примеров сколько угодно.
Сила творца, гения не только в его мастерстве и таланте, но и в самодисциплине. Все великие устанавливали для себя жесткие правила: одни — вставать раньше, другие — ложиться позже. Джек Лондон работал по пятнадцать — семнадцать часов в сутки! Великий Бальзак начинал работать тогда, когда все ложились спать. Дисциплина, полная самоотдача этих людей позволили им создать шедевры, известные всему миру. Но ведь это великие! Ну и что? Они не родились великими, они ими стали. Значит, надо у них учиться этому.
Андрей помнил об этом, но, пытаясь оградить себя от маленьких радостей и мелких неудач, понимал, что надолго работой от них не спасешься. Его неотступно тянуло к Полине, хотелось ее видеть, говорить с ней обо всем: о ее учебе в институте, о планах на жизнь — обычно она делала это с большой охотой, — о любых пустяках на свете. Рассказывать серьезные или смешные истории, даже анекдоты, лишь бы видеть взгляд ее серых теплых глаз. И он думал, что в этом, видимо, и есть правда жизни, ее незыблемый закон. Зачем же бороться с собой, бежать от себя, если человеческая жизнь — всего лишь мгновение. Нет, бежать от того, что тебе на роду написано, не стоит, да и вряд ли убежишь. К тому же все это так скрашивает жизнь. Но чтобы добиться благосклонности Полины, надо было доказать ей, что он сможет пересилить все и взяться за работу. А это значит, как минимум, дописать большую статью для научного сборника. Это — главное. А что касается мелких, частных вопросов, то все это лишь дополнение к главному.