Праздник был еще в разгаре, когда Андрей неожиданно почувствовал, что все ему уже порядком наскучило, а вернее, он просто устал от суматошной беготни, шумного застолья, преувеличенных чувств и выспренних речей. Однако на столе было всего вполне достаточно, чтобы просидеть до глубокой ночи. Поэтому никто не торопился, словно и в самом деле люди не собирались оставлять хозяина в одиночестве. Обозов, как и Сидельников, сидел обнявшись со своей подружкой и что-то увлеченно нашептывал ей почти в самое ухо. Казалось, он совсем забыл про свои обязанности.
— А кто у нас тамада, Сергей? — воззвал к порядку Андрей.
Обозов моментально поднялся и попросил внимания:
— Давайте, дорогие мои, сладкие, хорошие, закругляться. Пора! Надо и честь знать. Мудрый старик Шекспир говорил по этому поводу: «Как ни обильны яства и питье, нельзя насытиться однажды». Лучше не скажешь. — Тамада, показывая пример, первым осушил бокал до дна.
И вскоре, выпив на посошок, обнявшись и расцеловавшись с Андреем, все разошлись, и наконец-то он остался наедине с Полиной.
Заперев дверь, Андрей подошел к Полине и, когда она, подняв руки, обняла его, с жаром принялся ласкать ее. Полина тихонько застонала, но тут же освободилась.
— Пойдем на кровать, — предложила она и первая начала снимать одежду.
Уговаривать Андрея не требовалось: он и сам понимал, что все должно произойти без ненужной спешки, с чувством. Однако ему не терпелось заняться любовью: он разделся быстрее Полины и, бросив одежду в кресло, юркнул под одеяло.
Выждав, когда Полина будет готова, приподнял один край одеяла и тут же заключил ее в крепкие объятия. Ласки его были горячие, страстные, требовательные. Полина закрыла глаза и в истоме стонала все сильнее и сильнее. Тогда Андрей, давно уже сгоравший от нетерпения, вошел в нее и мощно начал совокупление.
Потом, обессиленные и довольные, они лежали рядом. Андрею нравились такие моменты, когда, полуоткрыв рот и чуть надув свои пухлые губы. Полина казалась еще моложе, была такой зовущей, желанной и согласной на все. Не изменяя своему правилу, он принялся целовать Полину и, лаская ее, возбудился снова… После очередной любовной игры они решили наконец-то прибраться в комнате, вымыть и расставить в сервант посуду. Чтобы не забрызгать свою одежду, Полина попросила у Андрея дать ей что-нибудь из его вещей.
— Может, останешься так, в чем есть? — Андрею нравилось, когда она ходила по комнате без одежды. — Я люблю, когда ты обнаженная.
— А я не очень! — Полина и сама бы с большим удовольствием походила так, но она помнила, как не однажды после застолья, когда она, убираясь нагой, наклонялась за чем-либо, наблюдавший за ней Андрей мигом пристраивался сзади, брал ее за бедра, неистово заводился, и все повторялось вновь и вновь. Сегодня она уже устала, и ей не хотелось больше никаких поз.
— Желание любимой — для меня закон! — легко согласился Андрей и, порывшись в шкафу, дал ей одну из своих рубашек и спортивные брюки.
…Полина ушла от него утром, когда отдыхающие уже направлялись на зарядку. Андрей хотел было проводить ее, но она наотрез отказалась.
— Не стоит. Дорогу до своего дома знаю. Спасибо за хороший вечер. И за хорошую ночь. До завтра, — она прижалась к нему щекой и после того, как Андрей осторожно, чтобы не размазать помаду, поцеловал ее, понуро вышла из комнаты.
На другой день после обеда, перед отъездом Андрея в аэропорт, они встретились еще раз. Полина ожидала его в вестибюле и, когда он появился в двери лифта, неторопливо поднялась с банкетки, неестественно прямо держа голову, медленно пошла к выходу. Андрей догнал ее уже на улице и, взяв за руку, сжал сильно, но не так, чтобы было больно.
— Не надо! Ни к чему. Знакомые могут встретиться, — возразила Полина, осторожно высвобождаясь.
— Ну и пусть встречаются! Ведь встречались, и уже не раз. Чего ты боишься? Может, тебе стыдно со мной идти?
— Не в этом дело. Давай помолчим. Это будет лучше.
Полина была в смятении, думая о жизни, о своих отношениях с Андреем. «Чего ты боишься?» Тебе, конечно, бояться нечего. Получил все — и уезжаешь. Да еще пожелал проафишировать нашим сотрудникам свои отношения со мной. «Чего ты боишься?» Тебе, милый Андрей, действительно бояться нечего. Это мне есть над чем глубоко подумать, есть чего опасаться. Я ведь не мужа себе нашла, не спутника на всю жизнь. Сколько всяких разговоров, пересудов предстоит еще пережить! А ради чего? Может, и не стоит все затевать, пока не поздно? Чего там не стоит. Когда все уже затеяно. Видимо, Андрей — моя судьба, а от судьбы, говорят, никуда не уйдешь. И зачем я его только обидела. Вон он сразу же словно чем-то отгородился от меня — переживает. Вижу, что переживает. Но к чему эта его ненужная бравада — пройтись на глазах у всех. И все-таки он хороший. Доверчивый. Видный. Сильный. Хотя слабостей себе позволяет уйму. А разве есть люди без слабостей? Если есть — тогда что это за люди? А чего мне, собственно, бояться? Разве я у кого-то что-то краду? Разве я кому-то плохо делаю? Бояться мне нечего. Неужели я не найду себе мужа? Найду. И даже когда с ребенком буду — все равно найду. Но зато этот ребенок будет от Андрея — любимого мной человека. Ведь это на всю жизнь, продление нашей связи с Андреем на будущее, на многие годы вперед. А сегодня, возможно, это будет последняя наша встреча. Зато ребенок — на всю жизнь. И когда-нибудь я вспомню вот эти дни, это утро — и буду нещадно ругать себя за то, что сразу не согласилась пойти с ним рядом: видите ли, сотрудников, дурочка, испугалась. А потом вспомню все, что у нас было. Сердце Полины дрогнуло при этих мыслях, ей сразу стало душно, кровь ударила в лицо, а на глазах появились слезы. Ей ужасно хотелось заплакать, громко, без опаски, что услышат, и еще ей хотелось, пусть зареванной, некрасивой, крепко обнять Андрея и целовать, целовать, и чувствовать, как царапает, колется его левая, всегда непробритая щека, и ощущать свои слезы на его лице. «Милый, дорогой мой Андрей, хорошо, что ты встретился на моем пути. Я сейчас же без конспирации пойду с тобой под руку. Пусть все видят, все знают, что я люблю тебя. Смотрите, люди, на нас! Ведь мы любим друг друга!» Полина поспешила догнать Андрея, не стесняясь взяла под руку и, может, в последний раз уверенно пошагала с ним к железнодорожному вокзалу.