Андрей и в этом не ошибся. Шурик выкинул новый фортель: выпил, как и всегда, почти без закуски со своими такими же лохматыми, как и он, дружками и захотел угостить их щами с кислой капустой, которые очень удачно варила Анна. Поставил кастрюлю на плиту, чтобы разогреть их и, конечно же, забыл про это. Постепенно жидкость в кастрюле выкипела и начали обугливаться картошка, капуста и мясо. Дымом заполнило всю кухню от пола до потолка — тяга не успевала срабатывать, и клубы дыма через форточку выплывали на улицу. Заметив это, жильцы дома забеспокоились: уж не пожар ли? Позвонили в квартиру — и только тогда Шурик сообразил, в чем дело.
После этого случая Андрей на кухню не мог входить без раздражения, всякий раз ощущая застоявшийся запах дыма и гари, которыми, казалось, теперь было пропитано все: пол, стены, шкафы, столы, потолок, банки-склянки — словом, вся кухня, самое любимое место, где обычно всей семьей они собирались вечерами. И вновь, как и после истории с потопом, Андрей отчетливо осознавал, как все более теряла для него былую ценность казавшаяся еще недавно такой надежной и непоколебимой его семейная жизнь.
В этой суматошной обстановке Андрей с каждым днем и все с большим нетерпением ожидал отпуска. «Вот только приму экзамены в техникуме, — думал он, — и отпрошусь в отпуск. Быстрей бы от всех этих передряг уехать к Полине и Алешке. Ох, как же я по ним соскучился! Пусть в сентябре или в октябре. Тоже неплохо. И вообще, видимо, придется ехать в зависимости от того, на какое время сестра жены Травкина достанет путевку в санаторий». Обратиться за помощью к ней, хотя ему и не хотелось этого делать, его заставила необходимость: в месткоме института Андрею уже давно вежливо объяснили, что так часто предоставлять путевку одному, пусть даже остро нуждающемуся и заслуженному человеку, — непозволительная роскошь: страдающих хроническими гастритами, холециститами больше, чем можно было ожидать, и ничего с этим не поделаешь — болезнь века.
Вспомнив об отпуске, Андрей решил зайти на почту, надеясь, что, быть может, Полина ему что-нибудь прислала: письмо или открытку. Но ни того ни другого для него не было. «Странно, — неприятно был поражен он. — Что бы это значило? Три месяца ни слуху ни духу. А в принципе, зачем она писать должна, — она ждет меня самого. Ведь я же говорил ей, когда звонил, чтобы поздравить их с праздником, что приеду. Об этом же сказал и когда звонил, чтобы узнать, как Алешка закончил первый класс. Сын молодец. С грамотой закончил».
Не дожидаясь, когда переберется на новое квартирантство Шурик, Андрей решил избавиться от него по-своему: он сам переехал жить в сад. Иногда вместе с подругой к нему приезжала ночевать дочь, которой тоже порядком надоела беспардонная неряшливость неудавшегося гения. В саду, за работой, которой тут всегда было достаточно, Андрей не замечал, как быстро летели дни, приближая его к долгожданному отпуску. Как-то в один из таких дней, воспользовавшись тем, что его навестила дочь с подругой, он решил немного приподнять и выровнять осевшую и накренившуюся на один бок теплицу, заодно и обернуть рубероидом заложенные в ее основание бревна, что позабыли сделать тогда, когда строили. «Хорошая мысля приходит опосля». И неторопливо, до скрупулезности аккуратно он откопал бревна, положил кругляк и брусом, подсунув его под основание, начал поднимать, напрягаясь изо всех сил, до потемнения в глазах, — в саду всегда работаешь до потемнения в глазах, до тех пор, пока руки держат инструмент. Теплица выровнялась, и девчонки успели подсунуть под нее два чурбака. Дело было сделано; но Андрей вдруг почувствовал, как на спине, внизу, под правой лопаткой, у позвонка, что-то кольнуло и хрустнуло, и он вяло, словно нехотя, присел, держа спину прямо и выронив брус из рук.