Дочь бросилась к нему, за ней и подруга, обе перепуганные, растерянные.
— Что с тобой, папочка? — Светланка опустилась рядом с ним на землю, осторожно потрогала его за рукав.
— Мышцу, наверное, растянул. Теперь отработал. Убери все в сарай. А меня отвези в больницу. Ключ от машины на холодильнике.
При малейшем неосторожном движении вправо или влево боль, как током, пронизывала спину, становилось жарко, и в глазах мелькали светлячки.
…С радикулитом Андрей пролежал три недели, приняв необходимое количество уколов, таблеток и десять сеансов лечения на миотоне, новом импортном аппарате. Излечение подходило к концу. Скучать ему не давали: теперь уже к нему стали приходить поправившийся после операции желудка дядя, тетка, и, конечно, не забывали Андрея жена и дочь, регулярно подпитывающие его неизвестно где добытыми деликатесами. «Все хорошо, прекрасная маркиза, — напевал Андрей в палате. — Скоро выпишут. Вот лишь щека и ухо стали неприятно беспокоить. С чего бы это?» Он сказал об этом лечащему врачу.
— Меня радикулит уже не тревожит. Но вот, — Андрей показал где, — видимо, зуб все время ноет, тукает. И эта боль передается на ухо и глаз.
— Это надо выяснить, — согласился лечащий врач. — Может, и зуб. Для начала сходите к зубному. А там увидим.
Андрей взял талон к стоматологу. Дождался указанного в нем времени и начал объяснять врачу, немного сутуловатой, лет пятидесяти женщине, что и как у него болит. Она попросила его открыть рот, чем-то ширкала по его зубам, что-то в них проталкивала, брызгала горячей, холодной водой — Андрей не реагировал.
— Идите проверьте ухо, горло, нос, — последовал ее совет.
Лопатьев послушно отправился в очередной кабинет, где бородатый врач внимательно осмотрел Андрея, точно отметив, что в детстве у него болело среднее ухо, об этом свидетельствует рубец, а остальное все нормально. Как и зубной врач, он, не будучи толком уверенным, осторожно высказал свой диагноз:
— У вас, вероятно, невралгия тройничного нерва.
Боли не проходили, а напротив, час за часом набирали силу. И Андрей, не выдержав, снова обратился к своему лечащему врачу.
— Таблетки выпил, а легче не становится, — пожаловался он, входя к нему в кабинет.
Отложив в сторону чью-то историю болезни, врач порылся в папке, отыскал лопатьевскую медицинскую карту.
— Давайте мы вас посмотрим. Может, что-то и найдем.
Он усадил Андрея на стул перед собой и, энергично работая пальцами, принялся усердно давить лоб, глаза, уши, щеки пациента, внимательно наблюдая за его реакцией, но ничего подозрительного не обнаружил.
— Может, и тройничный. Попробуем уколы. Они снимут боль. Но, все-таки, по-моему, у вас все идет от зуба. Зря она не послала вас на снимок, в рентгеновский кабинет.
Две недели Андрея кололи, два раза в день кормили таблетками, и дело вроде пошло на поправку: его выписали.
Сдав больничный в бухгалтерию, Андрей зашел к товарищам по работе, в свой отдел, объяснил им историю своих болезней, потом направился на доклад к шефу.
Пожали друг другу руки, и Булатов предложил присесть. Обменявшись с ним взглядами, Андрей невольно заметил, что в шефе произошла некоторая перемена, что-то несвойственное появилось в его облике. Хотя, на первый взгляд, то же спокойное лицо, годами отработанная непринужденная медлительность, степенная уравновешенность, но было и другое: немногословие и некоторая отчужденность во взгляде. Он почти не говорил, к тому же так смотрел на Андрея, словно впервые открывал его для себя. Это не укрылось от Лопатьева, и он спросил:
— Что, очень изменился после больницы?
— Да, в некотором роде. Но не в этом дело. У меня есть разговор к тебе. Хотел сейчас. Но вижу, не успеваю: надо ехать на заседание межведомственной комиссии. А вечером — в столицу. В главк. Давай встретимся в понедельник.
— Я готов! — ответил Андрей и, пытаясь догадаться, о чем предстоит разговор с шефом, вышел и направился на автобусную остановку, решив навестить мать, узнать, как она живет после болезни. У нее, встретив брата и сестру, Андрей просидел долго. Посмотрев на часы, заторопился на почту за письмом, боясь опоздать, взял такси.
Интересно, думал Андрей по дороге к старому, но внушительному зданию главпочтамта, есть ли мне письмо? Как они там? Наверное, тоже беспокоятся: все-таки больше месяца в больнице пролежал. А в нее, к сожалению, мы дорогу находим не в лучшие дни нашей жизни. Сейчас все выясним. Здорово кто-то придумал связь посредством писем. Интересно, кто именно и когда. Впрочем, важно и ценно другое: всего листочек, иногда совсем крохотный, а сколько он радости может доставить человеку! В войну, например, как их ожидали! Эти сложенные треугольником листочки были на вес золота, даже, наверняка, дороже сердцу каждого, у кого там, на фронте, находился родной или близкий человек. А ведь ко всему как практично придумано! Сколько бумаги экономили. Теперь море конвертов, открыток — только пиши! Но сейчас, видимо, столько и так уже не пишут. И не ожидают нетерпеливо, упорно, целыми семьями желанного треугольника.