Письмо — это своего рода зеркало души человека, хотя, конечно, нелегко высказать на нескольких листочках или в нескольких строчках все, что в душе человека таится. Но можно. Каких только писем не бывает!
Отписки. Это письма родным, в которых обычно сообщается, что живы, здоровы, купили то-то, живем и дышим при такой-то погоде, передавайте привет всем родным, приезжайте в гости. А мы бы приехали, но очень некогда. Такие семейные отписки — еще куда ни шло. За ними стоит всего лишь обыкновенная человеческая лень. Куда страшнее по своим нередко очень серьезным последствиям служебные отписки. О них говорить можно много…
Уведомиловки. Это письма знакомым, в которых полно банальных излияний благодарности, приветствий Ивану Кузьмичу, сообщений о Пете, о Коле, которые совсем стали нехорошими, отбились от семьи и т. д. И далее следуют рассказы о себе, о том, каким большим человеком стал, о дочери и сыне, которые — один в музыке, другой в спорте, — по словам педагогов, подают большие надежды; потом следует жалоба на занятость, на нехватку времени, — у каждого из нас его всегда в обрез, о том, что загружен до предела работой, и пожелание при случае, если будешь в наших краях, обязательно заходить в гости. Просьба передавать приветы жене, детям и особо какому-нибудь нужному человеку — Петру Ивановичу…
Письма-жалобы. Они чаще всего адресованы в высокие инстанции. В этих письмах всего может быть через край, с избытком. С одной стороны, это крик души, последняя надежда, ради которой стоит жить. С другой — что бывает очень и очень нередко, — это страшный поклеп, наговор, клевета, принесшие так много бед честным людям, что жутко становится. Иногда даже не верится, что такое могло быть!
Письма-откровения. Их пишут в большинстве случаев настоящим друзьям и любимым. В этих письмах ведется душевный разговор о том, что человека искренне волнует, чем он живет, чего ожидает в будущем: встречи, прощания, достижения, мечты, надежды…
Андрею больше всего нравились именно такие письма. Он считал, что в них, когда пишешь, то почти реально представляешь того, кому они адресованы: мысленно говоришь с ним, споришь, убеждаешь, доверчиво раскрываешь самое наболевшее, распахиваешь душу настежь. Настоящим письмом Андрей считал то, в котором есть душа, есть ее откровение. Пусть даже небольшое, как то, что привез ему Сидельников из «Голубой Руси».
Андрей с радостью вспоминал, как все произошло. Сидельников пришел к нему на работу в день своего отъезда в санаторий.
— Что передать от тебя? — поинтересовался он. — Да побыстрей кумекай. К врачу тороплюсь. Санаторную карту надо забрать.
Андрей возмутило такое поведение друга, и он с иронией заметил:
— Ты уж лучше бы прямо оттуда позвонил, а то как снег на голову свалился. — А про себя уже думал о том, что послать Полине: «Прежде всего деньги, что сберег для нее. Это главное. Как и в прошлый раз, вложу их в конверт. Далее, Алешке брючки и ботинки. Конфет подкуплю. Сейчас в буфет сбегаю. Ну, Сидельников, вечно ты так». Хорошо, что основное было припасено заранее. А вслух попросил друга: — Не забудь сказать, что я в больнице пролежал почти месяц.
— Можешь не волноваться: разрисую все в лучшем виде: и про твой радикулит, и про твой якобы больной тройничный нерв вместо больного зуба. — Сидельников иронически заулыбался при этих словах.
— Тебе бы эти двадцать уколов — не стал бы так улыбаться. А пока посмотри журналы, — Андрей указал на тумбочку. — Я в буфет сбегаю. Конфет куплю.
Вскоре, довольный, Лопатьев вернулся. Показывая две коробки конфет — одну большую, другую поменьше, сказал с удовлетворением:
— Теперь все в порядке. Осталось только записку черкнуть.
Стол у Лопатьева был завален разными чертежами, бумагами, а чистой, как назло, не оказалось ни листочка. Андрей, не раздумывая, отрезал уголок от ватмана и тут же написал: «Здравствуй, милая Полиночка! Я, наверное, скоро приеду. Очень соскучился. Так хочется увидеть вас. Ждешь ли, милая? Если ждешь, напиши на обороте. Целую, Андрей».