— Ну говори, что там у тебя? — В глазах ее была напряженная настороженность и даже больше — злость. Конечно же, она предполагала, что за этим «кое-что сообщить» хорошего ожидать не следует. И еще раз напомнила: — Я слушаю. Говори.
— У меня… Я… Понимаешь, сын растет… Алешка…
— Где это у тебя? — нереально буднично уточнила Анна.
— Там… Ну, понимаешь, в отпуске… Встретил женщину… И вот — Алешка…
— Давно? — зачем-то спросила она.
— Да. Восемь лет назад.
— Господи, за что мне такое… — не выдержала Анна. — Я давно чувствовала, что у тебя кто-то есть. «Что-то ты, Аня, похудела»… — с гневом передразнила она мужа.
— Ну разве в этом дело? — виновато перебил ее Андрей.
— И в этом тоже. Значит, тощая жена надоела. К другой пошел, к полной. Я тебе жизнь отдала, негодяй! Забыл, видимо, благодаря кому аспирантуру кончил. Ведь бросил бы, бросил. И только я, дура, была категорически против. Успокаивала тебя. Уговаривала как путного не делать этого. Дескать, пока молодые, перебьемся, выдюжим как-нибудь. Зато потом легче станет. Вот чем мои страдания обернулись: для нее учила. Рук своих не жалела. Здоровьем своим не дорожила. И вот получила за все благодарность: сын, видите ли, у него растет. — Анна передохнула и резко бросила, как отрезала: — Ну и катись к ней! Лети к сыну, а дочь бросай. Куда память подевалась. Вспомни, как сам рос без отца?
Лицо Анны покраснело от гнева, глаза лихорадочно блестели. Она быстро осмотрелась по сторонам, словно что-то отыскивая. И вдруг, распахнув дверки книжного шкафа, начала швырять в мужа книгами, крушить заведенный им на полках порядок, приговаривая:
— На, предатель! Иуда! За все мои муки. За все страдания. Иуда… скотина!
Андрей не знал, как воспримет его сообщение об Алешке Анна, однако, что она поведет себя так, не предполагал. Увертываясь от летящих в него книг, он вскочил с дивана, схватил Анну за руку.
— Перестань! Книги-то тут при чем?
Анна пыталась вырваться, дергалась, кусалась, пинала его ногами. Андрей крепко держал жену, и ему было стыдно и до боли жалко ее.
А распалившаяся Анна продолжала кричать зло, негодующе:
— Пусти, предатель! Оборотень! Не прикасайся ко мне! — Она заплакала. И уже сквозь слезы причитала: — Уйди с глаз моих долой! Видеть тебя, иуда, не могу! Уезжай, чтобы духа твоего здесь не было. Отольются тебе еще мои слезы…
Андрей, понимая, что говорить с Анной в таком состоянии бесполезно, накинул плащ, надел старую шляпу вместо той, что упала в реку, и отправился на работу. Неужели все? Конец и здесь? Нет, пока еще рано так думать. Анна в горячке, бывало, наговорит, накричит. Потом недели две, месяц даже ходит, не разговаривая, не замечая, будто и нет у нее мужа. А потом, когда все взвесит, отойдет, успокоится, снова начинает обращаться, готовить еду на троих. И постепенно все становится на свои места. Понимает, строить новую жизнь, семью ей тоже уже поздно. С другой стороны, зачем ей новая семья? Зачем новый огород городить на склоне лет? Анна еще отойдет, успокоится. И потом уже не так зло, как сегодня, скажет: «Куда от него денешься. Вот, идол, на мою голову навязался». Отойдет не отойдет, размышлял Андрей, а хорошего мало. Что делать? Как быть? И сразу возник непростой вопрос: где жить? Наверное, снова на даче. Холодно там теперь. Хорошо еще, что дров успел привезти. Месяц на даче прожить можно. Но если до других каких-то лучших времен, пожалуй, дача — не выход из положения. Дача — это на худой случай. Тогда где же? Где работать? Хотя по работе с Травкиным давно договорились. Выходит, где работать — там пока и жить буду. Перспектива связать свою судьбу с «дикой» бригадой, конечно, не из лучших, но все же выход из положения. А там, может, что-то более подходящее подвернется. А жить можно у матери. Голова шла кругом, и Андрей другого решения не находил.
С этими нелегкими думами он поднялся на второй этаж, где находилось партбюро, неприкаянно опустился на стул и с тяжелым чувством стыда и душевной усталости стал ожидать своего вызова. Теперь мысли его были только об этом. Первое, на что он обратил внимание: это пустующие рядом с ним стулья. Значит, одного его обсуждать будут. Обстоятельно. Не торопясь. Интересно, как поведет себя шеф? От него, что и говорить, многое зависит. Петрова, как всегда, раскрутит вопрос на полную катушку. Неужели все девять человек выступать захотят?
Мучительно медленно тянулись минуты. Андрею было холодно до дрожи, лицо его заметно побледнело. Проходившие мимо него люди с любопытством поглядывали на Лопатьева, но он, обхватив голову руками, отрешенно разглядывая паркет под ногами, порядком подыстершийся и давно нелаченый, внимания на них не обращал.