— Это вы так думаете. Вы не можете слышать эту едва уловимую картавость, свойственную жителям Сассекса, так же как и я не слышу некоторую манерность, которой отличаются люди моей профессии, пока специально не прислушаюсь. Вспомните сами: Пегги говорит на южнолондонском наречии, Фил пытается придать своему кокни внешний лоск, ваш суперинтендент — явно выпускник Трипити-колледжа[16]. Чтобы определить это, вовсе не обязательно быть Генри Хиггиисом. Каждый имеет определенные особенности речи, полученные им или от родителей, или из школы и университета, или из социального слоя, к которому он принадлежит. Однако Лавди говорила совершенно без акцепта.
— А как это связано с упомянутым священником?
— К этому подойдем позже. Я много размышлял, задавая себе вопрос, кто же эти редкие существа, говорящие на английском языке без акцента? Ими, к примеру, могут быть слуги старой школы. Когда-то существовал целый класс слуг, которые говорили именно на таком монотонном английском, безо всяких модуляций или интонаций. Родители, которые тоже в свое время были слугами, обучили их такому языку, потому что знали, что для хозяев кокни неприемлем. Кто еще? Может быть, дети, воспитывающиеся в институтах; люди, проведшие многие годы жизни в больницах или же в закрытых сообществах.
У Уэксфорда терпение было на исходе.
— Воспитывавшиеся в институте?..
— Ну? Продолжайте! Вы ведь детектив. Припоминаете мой рассказ о том, как она ходила в церковь «Детей Апокалипсиса»?
— Лавди не может быть одной из них — она работала в телемагазине, а они не признают телевидения и не читают газет.
— Вот вам и причина, по которой она не контактировала с родителями. Вам не кажется? В любом случае, ее отец не мог с ней контактировать. А это тот самый Морган, который был священником и которого осудили. Он — в тюрьме.
Наступила театральная пауза. Уэксфорд думал, что больше никогда не будет заниматься этим делом, не будет снова испытывать трепет и страх охотника, выследившего добычу. Теперь же ощущал новый выброс адреналина в кровь, по спине пробежала дрожь.
— У меня есть альбом с вырезками, — продолжал Тил. — Я хочу сказать, что собираю вырезки из газет с публикациями обо мне, но иногда бывает так, что не вырезаю статьи целый год, так что накапливается целая куча газет. Так вот, пару вечеров назад, чтобы убить время, я снова принялся вырезать эти статьи и на обратной стороне одной из фотографий обнаружил рассказ об этом Моргане, о рассмотрении его дела в мировом суде.
— Эта вырезка с вами?
— Я вас умоляю! У меня выезд в высший свет на такую свадьбу! Как говорил Уайльд, — тут Тил манерно изогнулся, специально, чтобы досадить, подумал Уэксфорд, и подобным женскому голосу фальцетом произнес: — «В хорошо сшитом платье не бывает карманов». — Он посмеивался над крушением планов инспектора. — В любом случае она — в моем альбоме, а внизу страницы, естественно, — материалы судебного дела. Теперь вам будет работа!
— Когда состоялся этот суд, мистер Тил? — едва сдерживаясь, поинтересовался Уэксфорд.
— В марте прошлого года. Моргана обвиняли в многоженстве, непристойном поведении в отношении пяти женщин, — представляете, какой смелый мужчина! — а также половых сношениях с четырнадцатилетней девочкой. Правда, я не знаю, что конкретно это означает, но, думаю, вам известно лучше меня. Дело было передано в суд присяжных. — Тил посмотрел на часы. — Господи, я не должен опаздывать, не то окажусь на заднем ряду. Я должен предстать перед достопочтенной Дианой во всем блеске.
— Благодарю вас, мистер Тил. Вы очень помогли. Есть еще кое-что. Вы говорили, будто Лавди спрашивала вас о том, заслуживают ли доверия Джонни и Пегги. Что она хотела доверить им?
— Ему, вы хотите сказать. Думаю, она была влюблена в него.
Уэксфорд удивился:
— Так могла бы поступить женщина лет пятидесяти, но не молодая девушка. Я задаю себе вопрос: какую ценность она собиралась доверить кому-то?
— Этот вопрос придется решать вам самому, потому что мне пора идти.
— Да, конечно. Благодарю, что пришли.
После ухода Тила комната для допросов снова превратилась в маленькую мрачную пору. Уэксфорд вышел в коридор и стал подниматься по лестнице. Внезапно он подумал, что теперь может преодолевать лестничные пролеты не переводя дыхания.
Безусловно, информация, предоставленная Тилом, была большой удачей; передав ее, он сможет восстановить свою репутацию в глазах Говарда и Бейкера, и не потому, что он сам сделал что-то, а просто выслушал человека, да еще и с неохотой. Но теперь это не важно. Он просто расскажет им то, что сказал ему Тил, а дальше пусть сами работают. Хотя… Хотя можно отложить на полчасика передачу этой информации и использовать это время на то, чтобы самому изучить эти материалы в библиотеке полицейского участка.
Если у них, конечно, есть библиотека. На верхней площадке лестницы он встретил полицейского — кажется, это был сержант Нолан — и спросил его. Тот ответил, что библиотека есть и находится ниже, на четвертом этаже справа.
В библиотеке он встретил Памелу и Д. С. Дайнхарта: оба с серьезными и поглощенными работой лицами студентов, попавших в Британский музей, изучали подшивки газет. Взглянув на Уэксфорда, они поприветствовали его и снова погрузились в свои занятия, больше не обращая на него внимания. Ему понадобилось не больше десяти минут для того, чтобы найти то, что было нужно: материалы о судебном процессе против Моргана в суде присяжных.
Публикация в «Ньюс оф зе уорлд» была выдержана в свойственной ей вызывающей манере: в ней обращалось внимание на самые жареные факты; «Пипл» опубликовала в связи с этим ядовитую статью о коррупции среди священнослужителей; «Обсервер», держа нос по ветру, изобразил дело в виде истории о шантаже муниципального советника. Для сбора фактов и фотографий Уэксфорд предпочел «Тайме» и «Санди экспресс».
Александр Уильям Морган расстался с женой за несколько лет до совершенных им преступлений и проживал рядом с церковью на Артуа-роуд, Кембервелл, жена же осталась в некогда супружеском доме неподалеку от Айви-стрит. Очевидно, трещина в их отношениях появилась после того, как он получил вызов и стал пастырем Кембервеллской церкви. Морган старался очень постепенно привнести в мрачное, отрицающее все радости жизни кредо «Детей Апокалипсиса» некоторый либерализм, хотя из-за оппозиции консервативных церковнослужителей не пошел дальше того, что заставил некоторых из них поверить: смотреть телевизор и слушать радио — не грех, что те тайно и делали у себя дома.
В сексуальном плане он оказался более удачлив, хотя успех этот был пугающим. Доказательство тому — целая вереница женщин, включая мисс Ханну Петерс, на которых он женился (именно вступление с ними в брак и вменялось ему в вину). Церемонию бракосочетания Морган придумал сам и выступал на ней как в роли жениха, так и в роли священника, совершавшего обряд. Другие девушки, включая и четырнадцатилетнюю, глубоко проникнувшись предложенной Морганом философией, считали себя его женами. Он обращался с ними нежно и ласково. Они говорили, что внушаемые им мысли, а также тесная связь с ним были гарантией более счастливой вечной жизни по сравнению с теми из «Детей Апокалипсиса», к которым он меньше благоволил. Только когда он попытался заигрывать с более взрослыми женщинами, все это выплыло наружу. Моргана посадили в тюрьму на три года, при этом он протестовал, заявляя, что проявил к этим женщинам особое благоволение.
Уэксфорд выписал имена всех женщин-свидетельниц, затем изучил фотографии, но лишь одна привлекла его внимание: снимок самой церкви на Артуа-роуд. Увидев, что Памела закончила свою работу, он кивком подозвал ее к себе:
— Вы возвращаетесь в офис мистера Форчуна?
Памела кивнула.
— У него есть моментальный снимок Лавди Морган…
— Да, сэр, я знаю, о чем вы говорите.
— Я хотел бы узнать, не могли бы вы попросить его прислать этот снимок мне сюда?
Именно так. Это был единственный путь: Говард, конечно, принесет снимок сам, узнает из газет, что у Моргана было две дочери, и дело перейдет из рук Уэксфорда к нему. Ему даже стало немного неинтересно, что удалось обнаружить Лавди таким совершенно лишенным драматизма способом.