Ближе к полуночи в гостиную заходит Фрэнк Мартин — показать нам, какой он приготовил торт: не все еще ушли спать, несколько человек сидят у телевизора, смотрят новогодний репортаж с Таймс-сквер. Фрэнк Мартин подходит с блюдом поочередно к каждому из сидящих. Понятно, что он заказывал в кондитерской, но все равно есть чем похвастаться: настоящий новогодний торт — большой, облитый белой глазурью. Сверху розовым кремом выведено: «Счастья в Новом году — понемногу, но каждый день!»
— Не буду я есть ваш долбаный торт! — фыркает парень, который не вылезает из Европы. — Шампанского! — хохочет.
Все вместе мы идем в столовую, Фрэнк Мартин разрезает торт. Я сижу рядом с Дж. П.: он съедает два куска и выпивает банку кока-колы. Я съедаю один, а второй заворачиваю в салфетку — на потом.
Дж. П. достает из пачки сигарету, закуривает — руки у него больше не дрожат, — и рассказывает, что завтра утром в первый день Нового года к нему приезжает жена.
— Здорово, — киваю я одобрительно. Слизываю с пальца глазурь. — Рад за тебя, Джэ Пэ.
— Я вас познакомлю, — говорит он.
— Я с удовольствием, — отвечаю.
Мы желаем друг другу спокойной ночи. Говорим: «Счастливого Нового года!» Вытерев пальцы салфеткой, я протягиваю Дж. П. руку: до завтра!
Иду к телефону, опускаю монетку и звоню жене в кредит. Снова долгие гудки. Тогда я решаю позвонить своей подруге, но на полдороге бросаю это дело — я вдруг понимаю, что мне совсем не хочется с ней разговаривать. Она, может, сидит дома, смотрит по телевизору ту же новогоднюю программу, что и я: о чем говорить? Я надеюсь, у нее все в порядке. А если что-то не так, какое мне до этого дело?
Позавтракав и прихватив с собой кружки с кофе, мы выходим с Дж. П. на крыльцо. Небо чистое, но сидеть в свитере и куртке холодновато.
— Она спросила, можно ли привезти детей, — говорит Дж. П. — А я ей сказал, лучше оставь детишек дома. Представляешь — везти сюда малышей? Господи, здесь им делать нечего.
Сидим, стряхиваем пепел в ведерко для угля, за неимением пепельницы. Смотрим вдаль, в сторону долины, где когда-то обитал Джек Лондон. Прихлебываем кофе. Потом в какой-то момент из-за поворота выскакивает машина — за кофе мы и не заметили, как она вынырнула.
— Это она! — сообщает Дж. П. Аккуратно ставит на пол рядом с ножкой стула свою кружку и идет встречать.
С крыльца мне видно, как женщина за стеклом тормозит, выключает зажигание. Вот Дж. П. подходит к машине, открывает переднюю дверцу. Вот она выходит, вот они обнялись — я невольно отвожу взгляд. Потом снова смотрю в их сторону: Дж. П. берет ее под руку и ведет к крыльцу. Я смотрю на женщину во все глаза: это она однажды сломала нос взрослому мужику, родила двоих детей, много страдала и, несмотря ни на что, любит — ясно, что любит! — этого парня, с которым сейчас идет под руку. Я поднимаюсь им навстречу.
— Вот, познакомься с моим другом, — обращается Дж. П. к жене. — А это Рокси.
Рокси протягивает мне руку: высокая, симпатичная женщина в вязаной шапочке. На ней пальто, теплый свитер, брюки. Я сразу вспомнил про парня на стороне и про кусачки, о которых рассказывал Дж. П. Обручального кольца на пальце у Рокси не вижу — не иначе как собрала все до кусочка и спрятала куда-нибудь подальше. Ладонь у нее широкая, костяшки пальцев твердые — тяжелая, видно, у Рокси ручка: такая женщина, если что, может постоять за себя.
— Я много о вас слышал, — говорю я ей, — Джэ Пэ рассказывал, как вы с ним познакомились: дымоход вы прочищали, так ведь, Джэ Пэ?
— Да, точно, — отвечает она. — Чего только не бывало, обо всем и не расскажешь, правда, Джэ Пэ? — смеется, и в порыве чувства — видно, ждет не дождется — она притягивает к себе Дж. П. за шею и целует его в щеку. И оба прямиком к двери.
— Приятно было познакомиться, — напоследок она оборачивается ко мне. — А он говорил вам, что на сегодняшний день он лучший мастер в своем деле?
— Будет тебе, Рокси, пошли, — торопит ее Дж. П., стоя у двери.
— Нет, не говорил, — не отпускаю я их, — зато он говорил другое: что он всему научился у вас.
— Ну что ж, что правда то правда, — замечает она и снова смеется. Но смеется как-то рассеянно — видно, что она что-то обдумывает. В этот момент Дж. П. нажимает на ручку двери, а Рокси кладет свою руку поверх его руки. — Джо, — говорит она тихо, — а может, мы пообедаем где-нибудь в городе? Можно, я тебя отсюда увезу?
Дж. П. смущенно закашлялся и говорит:
— Понимаешь, неделя-то еще не прошла. — Он тихонько высвободил руку и потер пальцами подбородок. — Понимаешь, они не хотели бы, чтоб я уезжал раньше срока. А кофе и здесь можно выпить, — предлагает он.
— Прекрасно, — отвечает она. Ее взгляд опять останавливается на мне.
— Я рада, что у Джо появился друг. Приятно было познакомиться, — кивает она мне.
И открывает дверь, чтобы войти в дом. В этот момент я говорю ей:
— Рокси, — знаю, что выгляжу, как идиот, но ничего не могу с собой поделать. — Рокси, — обращаюсь я к ней. Они оба поворачиваются и смотрят на меня, стоя в дверях. — Пожелайте мне удачи. Без шуток. Мне так не хватает поцелуя.
Дж. П. опускает глаза в пол. Он все еще держится за ручку открытой наполовину двери, — вертит набалдашником туда-сюда. А я не спускаю глаз с Рокси. В ответ она усмехается.
— Я ведь больше не трубочист, — объясняет. — Давно уже не работаю. Разве Джо вам не говорил? Но поцеловать вас я, конечно, поцелую.
Она подходит ко мне, привстает на цыпочки, кладет мне руки на плечи, — мужчина я крупный, — и целует меня прямо в губы.
— Ну как? — спрашивает.
— Чудесно, — отвечаю я.
— От чистого сердца, — говорит она, и все не убирает руки с плеч, смотрит мне в глаза. — Удачи вам! — сказала и опустила руки.
— Увидимся, старик, — говорит Дж. П. Он распахивает дверь, пропуская ее вперед, и они входят в дом.
Я остаюсь на крыльце, присаживаюсь на ступеньку — закуриваю, а сам слежу за рукой — не дрожит ли? Дрожит. Отбрасываю спичку в сторону. С самого утра руки дрожат, и выпить тянет. В общем, труба дело, хорошо еще, ничего не сказал об этом Дж. П. Я пытаюсь переключиться.
Вспоминаю все, что слышал от Дж. П. про трубочистов, и вдруг ни с того ни с сего припомнился мне наш самый первый с женой дом. Трубы в том доме не было, поэтому с чего он мне вдруг привиделся, не знаю. Но я отчетливо его увидел и вспомнил то утро, когда снаружи раздался какой-то шум, а жили мы в том доме всего ничего, пару недель. Раннее воскресное утро, в спальне полумрак, в окошко проникает реденький свет. Я прислушался: кто-то возится у стены дома. Одним махом я соскочил с постели и босой побежал к окну посмотреть.
— Господи! — испуганно вскрикнула жена, спросонок не поняв, что происходит. Потом залилась тоненьким смехом: — Это же мистер Вентурини. Прости, я забыла тебе сказать. Он сегодня собирался с утра прийти красить стены. Сказал, что придет рано, до жары. А я, глупая, забыла, — она стукает себя ладошкой по лбу. — Иди ко мне, дорогой. Бог с ним.
— Я мигом, — отвечаю ей.
Раздвигаю шторы, а там, с наружной стороны дома стоит стремянка, и на ней, вытянувшись в полный рост, замер пожилой мужчина в белом комбинезоне. Сзади, на горизонте, горы, только-только тронутые солнцем. Мы со стариком стоим нос к носу по разные стороны окна и смотрим друг на друга. Так значит, старикан в белом комбинезоне — это домовладелец? Хорошо, пускай. Только комбинезончик-то ему великоват, да и побриться не мешало бы. И потом, что еще за дурацкая бейсболка на лысине? Ну и чучело! И такая, помню, охватила меня радость оттого, что я — не он, что я — это я и что я у себя в спальне рядом с женой.