Не помогло.
Через пару минут наш летчик подловил противника и начал палить по нему практически в упор. От германского разведчика отлетели какие-то куски, потом одно крыло надломилось, и он, беспорядочно вращаясь, рухнул вниз.
Из-за деревьев мы не могли видеть, куда он упал.
Русский самолет снизился и прошел над нашими головами, покачивая крыльями с нарисованными на них красно-сине-белыми кругами. Хвост истребителя черного цвета был украшен черепом и костями.
Пилот помахал рукой, приветствуя наших солдат, которые азартно орали, свистели и подбрасывали вверх фуражки.
— Молодец. Чисто он его уделал, — невольно восхитился я искусством пилота. — Но вернемся к нашим баранам.
— Чего? — недоуменно пробасил до этого молча стоящий передо мной каптенармус.
— Не «чего», а «так точно, ваше благородие»! — передразнил я его. — Ладно, унтер-офицер Копейкин, иди! Пока у тебя с учетом все в порядке. На кухню и на выдачу казенного припаса ни у кого жалоб тоже нет.
— И смотри у меня, Филька! Будешь шельмовать — в первом ряду на германские пулеметы выйдешь! — Сказал свое веское слово Лиходеев, поднеся к вытянувшейся физиономии «артельщика» внушительного размера кулачище.
4
Рано утром прискакал вестовой из штаба полка.
Сие заурядное на первый взгляд событие я наблюдал лично в процессе умывания. Не знаю, что тут за водоем поблизости, но вода настолько холодная, что даже Савка, помогающий мне в оной гигиенической процедуре, не может смотреть на все это без содрогания. Каждое утро умываюсь до пояса, а потом растираюсь полотенцем до красноты. Зато бодрит!
Слава богу, роса по утрам прибивает пыль к земле, иначе мне пришлось бы мыться заново. Всадник пронесся мимо нас и погнал коня дальше между рядами палаток по направлению к штабу батальона.
— Тьфу, оглашенный! — буркнул Савка, подавая мне чистую рубаху.
— Интересно… Что ж это такое случилось, если вестового сюда погнали? — вслух поразмыслил я. — Могли ведь и по телефону позвонить.
— Не могу знать, вашбродь.
— А знать, Савва, и не надо. Надо догадываться!
Гадал-гадал, да не догадался — приказ командира батальона, полученный получасом позже, приводил в еще большее недоумение.
— Господа офицеры! Получено указание из штаба полка. Всем офицерам, а также ротным, взводным и отделенным унтер-офицерам прибыть на поле для занятий, предварительно заготовив мишени. Всем остальным расположения батальона не покидать! — Капитан Берг сложил полученный из штаба полка пакет и положил его на походный столик. Делегаты от каждой роты прибывают по расписанию. Для нашего батальона оно таково: девятая и десятая рота — в тринадцать часов; одиннадцатая и двенадцатая рота — в четырнадцать часов. — Приказ ясен?
— Так точно! — хором отозвалось батальонное офицерство.
— Меня вызывают в штаб. За меня остается штабс-капитан Ильин. Дмитрий Владимирович, проследите за надлежащим исполнением приказа.
— Слушаюсь! — козырнул командир 9-й роты. — А что вообще происходит, Иван Карлович?
— Не знаю и даже не догадываюсь, господа!
Во как!!!
— Черт возьми! Да что же, в конце-то концов, происходит? — страдал командир «последней» 12-й роты поручик Павлов. — Приказы какие-то бессмысленные.
— Они не бессмысленные. Просто мы этого самого смысла в них не видим, — флегматично отозвался Казимирский, раскуривая очередную папиросу. — Пока не видим…
Хм… Надо же! А он у меня — философ, оказывается. Вот так и открываются в человеке, которого ты уже оценил, взвесил и наклеил ярлычок, новые стороны характера.
Офицеры батальона скопом торчали у штабной палатки, оживленно обсуждая полученные указания. Версий было множество, пустого трепа — и того больше. «Мозговой штурм» начался спустя минуту после отбытия комбата в штаб полка и продолжался с небольшими паузами уже полчаса.
Моего мнения тоже спросили.
Я честно ответил, что для полноценного анализа ситуации маловато информации…
А они ржать начали — решили, видать, что опять прикалываюсь.
Тьфу…
Всеобщий спор и мои грустные размышления были прерваны стрельбой со стороны учебного поля.
— Из пистолетов бьют! — прислушавшись, сообщил Генрих Литус. — С чего бы это вдруг?
— Вот именно… С чего бы это вдруг понадобилось из личного оружия мишени портить? — задумчиво изрек штабс-капитан Ильин.
— Может быть, начальство какое нелегкая принесла? Или очередной приказ «о недопущении» огласили — вот наши там с горя и стреляются, — иронично отозвался Казимирский.