Выбрать главу

Олег Игоревич Чарушников

Если так рассуждать…

На «Олимпе» все спокойно

(Сатирическо-фантастическое повествование о жизни одного завода, состоящее из пяти историй)

«…как мы ни грустны

Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши,

Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит…»

Гомер. «Илиада» (24, 520), перевод Н. Гнедича
В ПОВЕСТВОВАНИИ ДЕЙСТВУЮТ, ПОЯВЛЯЮТСЯ И УПОМИНАЮТСЯ

Зевс (тучегонитель, громовержец и пр.) — директор завода «Олимп», не хозяйственник — бог.

Дамокл — фрезеровщик цеха мраморных изделий. Регулярно перевыполняет сменно-суточные задания.

Геракл — кандидат в боги 3-й категории. Очень сильный руководитель.

Цербер — стрелок военизированной охраны. Проявляет тройную бдительность.

Дионис — бог-референт.

Ахилл (быстроногий) — герой. Постоянно входит в курс дел.

Сизиф — грузчик. По душевным склонностям — несун — рецидивист.

Гермес — бог по особым поручениям, ведает на «Олимпе» снабжением и комплектацией.

Мидас — сменный мастер тарного цеха. Крайне выдержанный древний грек.

Фемида — заведующая лабораторией, председатель товарищеского суда. Строгая женщина с весами. Не курит фимиам никому.

Аполлон — бывший руководитель заводской художественной самодеятельности «Олимпа», ныне на пенсии. Не появляется.

Пенелопа — завсектором НТК, женщина порядочная и верная.

Одиссей — инженер по внесению корректировок. Тоже хороший человек.

Директор клуба им. Аполлона — рыбак; ходит в маске кажется, пишет…

Агамемнон — главный конструктор «Олимпа», руководитель-тиран.

Телемак — лаборант НТК.

Редактор — глава многотиражной газеты «Боги жаждут». Автор многих славных гекзаметров о передовых методах труда.

Поликрат — заместитель громовержца по капитальному строительству. Самый счастливый человек на «Олимпе».

Афина Банковская — финансовый работник. Не появляется.

Сфинкс — любитель загадывать загадки. Не упоминается.

Пегасы, бухгалтеры, рабочие основных и вспомогательных профессий, музы и др.

Мне эта рукопись не понравилась сразу.

Во-первых, насторожило название — явно тенденциозное, с намеком невесть на что и, пожалуй, даже несколько вызывающее. На отдельном листке я сделал пометку:

1. Заголовок (подумать о другом).

Во-вторых, было решительно непонятно, для чего автору понадобилось разбивать произведение на отдельные, малосвязанные отрывки. В данном случае куда белее подходящим явилось целена-бы плавное, правленное, неуклонное повествование.

Сомнения, одним словом, возникли уже при нервом легком взгляде. По известным причинам я, однако, не отложил рукопись, а приступил к ее изучению.

Пробежав длинное вступление (оно совершенно не удалось автору, да и не его это дело — писать вступления и предисловия, тут нужен особый стиль), я начал прямо с первого отрывка. Назывался он тоже неудачно: «Труд Сизифа». Я пометил на листке:

2. Правильнее «Сизифов труд».

И углубился в чтение.

«Труд Сизифа

В конце рабочего дня Сизиф решил немного прогуляться по служебной территории. Лавируя между штабелями ящиков, он обогнул склад ГСМ, кузнечно-прессовый цех и вышел на аллею им. 10-летия. Устроившись на лавочке, Сизиф некоторое время рассеянно любовался многоэтажным храмом заводоуправления, прислушиваясь к отчаянному стуку молотков, доносящемуся со стороны тарного цеха.

В конце аллеи, припадая на правую ногу, показался Ахилл. Несмотря на хромоту, Ахилл ни на минуту не терял геройскую осанку и смотрел, как всегда, гневно. Сизиф, верный привычке не мельтешить перед глазами начальства, ушел от греха подальше. Проходя мимо ворот центрального склада, он дружелюбно подмигнул Церберу, ибо старался поддерживать корректные отношения с работниками охраны.

— Здорово, глазастый! Как служба-то? Несешь, не роняешь?

— Несу, — бдительно нахмурился страж ворот. Цербер сидел под броским объявлением, гласившим: «Записывайтесь на курсы игры по классу шестиструнной кифары!» Такими объявлениями был обклеен весь завод, что весьма оживляло суровую производственную обстановку.

— Несу. Чтоб, значит, вот такие, как ты, ничего не выносили… Чего размигался тут? На старое потянуло?

— Это ты насчет чего? — нахмурился Сизиф.

— Ай не помнишь? Могу освежить, память-то…

— Неприятная ты все-таки личность, — заметил Сизиф. — Посадить тебя на цепь, всем спокойней было бы…

— Ладно, проходи, не задерживайся. Иди-иди отсюда…

— Иду-иду…

Сизиф, не задерживаясь, проследовал на заводскую свалку, где устроился за штабелем ящиков рядом с кучей бронзовых опилок. Дождавшись темноты, он сдвинул кучу в сторону, извлек из ямы заранее спрятанный кусок розового мрамора и покатил к забору.

Сизиф толкал камень перед собой, с удовольствием воображая, как будет торговаться с покупателем — шмякать кепку оземь, делать вид, будто рвет па груди хитон, поминутно обижаться и кричать: «Да ты разуй глаза-то! Какой товар! Из такого объема запросто экскаватор с ковшом высечь можно, не тс что голую богиню, безголовую да безрукую! Эх, темнота…»

Над служебной территорией висела тихая древнегреческая ночь. Сизиф сноровисто катил камень к дыре в заборе, которую проделал еще загодя.

Из-за угла выглянул Цербер, по причине бессонницы совершавший обход вверенного участка.

— Эй, кто тут! Ты чего делаешь?

Сизиф откликаться не стал и покатил камень быстрее,

— Держи его! Стой, кому говорят! — над территорией раскатилась оглушительная трель сторожевого свистка.

Сизиф рванул к забору на третьей скорости. Камень, подпрыгивая, несся впереди, быстро-быстро подталкиваемый злоумышленником. Цербер со сворой лающих помощников несся по следу.

Если бы камень не застрял в узкой дыре, ничего бы не было — на улице Сизифа дожидалась колесница заказчика. Но в спешке камень застрял, и дальше был товарищеский суд.

Вела заседание бессменный председатель суда Фемида. Эта строгая женщина заведовала лабораторией измерительной техники и никогда не расставалась с любимыми чашечными весами.

Сизиф, очень серьезный, сидел на отдельном стуле, глядя поверх голов. Скорбное достоинство, сознание нелегкой ответственности сквозили в каждой складке его синего служебного хитона.

Сначала хотели хорошенько ударить несуна драхмой. Но Сизиф укоризненно покачал скорбной главой.

— По детишкам бьете, — сказал он. — На меня в бухгалтерии два исполнительных лежат. За что вы детишек-то? Нехорошо получается. Некрасиво, неприглядно, безобразно, уродливо. Тут нельзя ошибиться. Нельзя промахнуться, дать маху и обмишуриться!

Поступило предложение выгнать несуна к чертям собачьим по 33-й.

— А детишки? — напомнил Сизиф.

Фемида распорядилась закрыть окна, так как грохот молотков из тарного цеха не давал сосредоточиться.

Тут поднялись представители цеха мраморных изделий.

— Мы, — заявили представители, — глубоко осуждаем нашего бывшего товарища по работе Сизифа!

— Таких, как он, — гневно потребовали представители, — надо беспощадно изгонять из наших рядов!

— Мы, — сказали представители, — презираем нашего бывшего товарища Сизифа, просим не наказывать его и передать коллективу на поруки для перевоспитания. Так ему и надо! Впредь будет неповадно!

— Правильно! — сказал бывший товарищ Сизиф. — Верно и точно.

— Он у вас вроде грудничка, — крикнули из зала. — С рук не сходит!

— Мы… — сказали представители цеха мраморных изделий.