и т. д.
Сизиф хлопал громче всех, вопя: «Браво, тетки!» Зевс, падкий, как и все небожители, на фимиам, величественно улыбался, милостиво кивая головой, будто откопал источник лично, в нерабочее время. Морщины сбежали с его чела, страшные голоса замолкли бесследно.
— Ладно, уговорили… Сделаем здесь летний концертный комплекс. Да будет так!
— И спортивный тоже! — закричали из толпы.
Тучегонитель слегка усмехнулся, как дедушка шалостям правнука, позволил и спортивную…
Его слова, как принято писать, потонули в общих криках восторга.
Субботник провели в ближайшие выходные. На новенькой спортплощадке состоялась долгожданная заводская олимпиада. В программе было: состязания по бегу между бригадами, прыжки, метание нормального диска (специально выточенного ради такого случая в цехе амфор) и — венец соревнований — командирская эстафета с участием богов, героев и начальников цехов.
Непревзойденным во всех упражнениях был, разумеется, Геракл, только что вернувшийся из Авгиевых конюшен. Могучий герой прыгал так высоко, что едва не задел протянутый над территорией плакат с призывом записываться на курсы игры по классу кифары. После награждения он не смог сдвинуться с места — стоял в лавровых венках, как в зеленой трубе, по уши. Сверху блестели радостные глаза.
В честь победителей олимпиады хор муз исполнял с эстрады гимны и частушки. Мельпомена и Талия сплясали на бис задорную древнегреческую кадриль.
Один сменный мастер Мидас не принимал участия в общем веселье. Из окна своего закутка он глядел на ликование олимповцев и печально размышлял о чем-то. Нет, ответственность за драгоценную тару больше не тревожила сменного мастера. Оборотистый Гермес ухитрился погасить за счет золотого ящика задолженность по горючему, а заодно рассчитался за розовый мрамор с АЗЛК. В дело пошли также золотые дверь и стол.
Волновало Мидаса другое. Он все время вспоминал, как в «бане» для руководства стоял в душе-шарко и струйки воды стекали по его телу. Струйки были золотистые, они стекали вниз в вместе с ними понемногу уходил чудесный дар делать золотым все вокруг, приходило спокойствие, безмятежность, усталое безразличие…
Мидас посмотрел в настенное зеркало, и ему вдруг почудилось, что по обеим сторонам головы, медленно наливаясь тяжестью, вырастают, зреют, торчат лопухами уши — пара громадных золотых ослиных ушей..
Мидас отчаянно затряс головой, пытаясь избавиться от странного видения. Легкая рябь пробежала по бронзовому зеркалу, уши исчезли без следа. Мидас снова был обыкновенным, выдержанным, безмятежным человеком, как многие на заводе «Олимп».
И тогда он заплакал».
12. Перепутаны три разных истории! Об источнике ИПОКРЕНЫ, ослиных ушах и, наконец, о превращении в золоте. (Распутать).
13. Заявки на изобретения и рацпредложения рассматриваются в трехмесячный срок. (Где правда жизни?)
14. Слишком много Сизифа.
15. Фигура директора стала еще хуже. (Переделать! Начисто!)
Пролистнув историю под названием «Дамоклов меч», я взялся за рассказ о Геракле. Назывался он довольно интригующе:
«13-й подвиг Геракла
Биография Геракла напоминала повесть из юношеского журнала о становлении трудного подростка.
Еще в раннем детстве увлекся он дрессировкой змей. Из-за неловкого обращения два ценных экземпляра околели, маленький Геракл расстроился и бросил это дело. Родители, освобожденные от надобности постоянно осматриваться, чтобы не наступить на какое-нибудь пресмыкающееся, вздохнули с облегчением. Но будущий герой не давал покоя ни себе, ни людям.
Он дрался с соседскими мальчишками, никому не давал прохода и бузотерил так, что участковый инспектор по делам несовершеннолетних не раз порывалась поставить его на учет или перевести в спецшколу для особо энергичных подростков. Родителям пришлось раньше обычного выпустить буйного отрока в плавание по житейскому морю.
К двадцати годам Геракл успел поработать в зоологической экспедиции по отлову крупных хищников, причем отличился при поимке редкого Немейского льва. Затем он вернулся к старому увлечению — занялся змееловством, но опять загубил ценный экземпляр (на сей раз Лернейскую гидру, вот ведь невезуха!), с горя влюбился и долго трудился швеей-мотористкой на фабрике верхнего платья — под началом у предмета своей любви.
Затем было еще много разного. В итоге Геракл попал на «Олимп», где сразу пришелся ко двору, совершил немало производственных подвигов и начал быстро продвигаться вверх. Былой трудный подросток превратился в цветущего мужчину, одетого в броский костюм из натуральной львиной шкуры.
Знатнее впечатление произвела на олимповцев лихая очистка авгиевых конюшен, мероприятие и впрямь диковинное по резвости.
Подсобном хозяйством «Олимпа» испокон веку заведовал Авгий, работник со стажем, но явно допотопными понятиями о культуре производства. Коров и коз, к примеру, кормили исключительно по вдохновению, то бишь как бог на душу положит. А поелику боги обретались в далеком храме заводоуправления, на каждую коровью и козью душу приходилось кормов, по другой поговорке, без четверти с осьмухою три осьмины.
На обширной территории хозяйства и непосредственно в производственных помещениях лежали великие грязи. Козы просто тонули, что ни день. Свиньи стали похожи на борзых. Коровы жадничали на молоко, во вредном кузнечно-прессовом цехе вместо положенного спецмолока выдавали сушеные или консервированные оливки — на выбор.
По-хорошему, Авгия давно следовало снять. Его терпели, до пенсии старику оставалось всего ничего. Но когда пегасы — животные основного профиля — перестали давать приплод, на выручку отстающего хозяйства был срочно переброшен Геракл.
Первым делом герой осмотрел водопровод.
— Да чего там глядеть, — упирался Авгий. — Пятый год воду из колодцев таскаем. Делали-то наши! Схалтурили, конечно… Вот в Риме, я слышал, есть одна бригадка. На века сработают водопровод, даром что рабы… Известно, валюты пожалели. Теперь расхлебываем.
— Чего я не люблю, — заметил Геракл, заглядывая в сточную трубу, — так это преклонения перед иностранщиной. Главное, откуда это в нас? Мы, греки, такая культурная нация… — Он потыкал копьем внутрь трубы, — Так и есть! Понапихали всякой дряни в слив, потом жалуются па качество. Эксплуатировать с умом надо, дядя!
Геракл скинул свой щегольской косном и залез по пояс в трубу. На поверхность стали поступать разные подержанные вещи: драные хитоны, бутылки из-под пепси-колы, дохлые кошки (двенадцать штук), ремешок от сандалии, пробитый, но довольно хороший щит…
— Нет, надо всю систему продувать, — решил герой, выскочив наверх. — Ужас, сколько дряни. А вы говорите, валюта…
К вечеру всё было готово для решающей атаки. Геракл расставил по конюшням и коровникам людей со шлангами, часть определил к насосам, сам стал у основного крана. Труженики хозяйства, пять лет носившие воду амфорами, смотрели на Геракла, как на бога, хотя он был пока всего лишь перспективным героем.
Геракл крикнул: «Начали!», крутанул колесо, в трубах грозно загудело, заурчало, бабахнуло — минута, и вода свободно потекла.
Годами копившиеся отходы производства под напором струй выплыли из помещений и величественными грудами осели непосредственно на дворе.
— Что ж вы натворили-то? — возопил Авгий. — Куда эти горы девать прикажете?
— Спокойно, дядя, — сказал герой. — Разровняете лопатами, высадите нарциссы. Поливать теперь есть чем. Зимой будете продавать заводчанкам по сниженной цене. Ясна программа?
Сварливый Авгий не хотел сдаваться без боя.
— А семена, семена где я возьму?
— Придется уж, дядя, померекать своей луковкой, — наставительно сказал Геракл. — На то вы и руководитель, чтобы мозгами шевелить. — И он отправился ужинать с чувством выполненного долга.
Таким образом, субботник по очистке авгиевых конюшен прошел блестяще, если не считать того, что своими насосами Геракл на неделю оставил без воды все десять близлежащих поселков городского типа. Впрочем, если есть дело, значит, будут и издержки, а если нет издержек, стало быть и дела тоже нету, — как сказал бы тучегонитель Зевс в данной конкретной ситуации.