После этого я забрал письмо себе. Так никто и не посоветовал Наташе, как ей быть. Впрочем, может быть это и к лучшему?.. Тем более, что Наташа за это время благополучно успела не только выйти замуж за своего молодого человека, но и развестись с ним.
Обратная связь
На улице Симареева остановил какой-то тучный гражданин и поинтересовался, который час.
Спмареев бегло взглянул на часы и сообщил, что уже без четверти.
— Без четверти два?
— Почему два? — удивился Спмареев. — Без четверти двенадцать.
— Врут ваши часики, — равнодушно зевнул тучный гражданин. — В ремонт пора отправлять. Или уж прямо па свалку… Фу ты, жарища проклятая…
Недовольный Симареев двинулся дальше, но был тут же деликатно взят двумя пальчиками за рукав.
— Молодой человек, пдостите, бога дади… — пропела крепко накрашенная моложавая дама. — Если вас не затдуднит, не откажите в любезности… Сколько сейчас вдемени?
Снмарсез для верности еще раз посмотрел на часы.
— Одиннадцать сорок пять. Даже сорок шесть…
— Ах-ха-.хах! — закатилась дама мелодичным когда-то голосом. — Вы, кажется, изволите шутить? Столько было часика два назад! Или вы пдибыли к нам из ддугого часового пояса. Ах, плутишки, пдоказннки, эти нынешние молодые люди!
И она удалилась, яркая и когда-то грациозная.
Симареев, сморщась, долго смотрел ей вслед. Потом встряхнул головой и двинулся дальше.
— Слышь, земляк! — налетел на него взлохмаченный парень с «дипломатом». — Два уже пропикало? Чего вылупился-то? Два часа, говорю, набежало или нет?
Симареев протянул руку и для чего-то показал парню часы.
— Сегодня утром по радио проверял. Какие два? Двенадцать сейчас, без четверти…
— Старичок, — задушевно произнес парень. — Не морочь мне голову. Брось придуриваться, слышь? Эх, сказал бы я тебе, да жаль тороплюсь… Послушайте, который час? Два уже есть?..
Парень бросился в сторону с такой стремительностью, что «дипломат» отдувало ветром.
Симареев зашел за угол, снял часы и поднес к уху. Часы шли нормально. Он повертел головой, отыскивая, где бы сверить время. Большие часы над универмагом показывали половину шестого, а другие, через улицу, — десять ровно. Впрочем, это время они показывали всегда.
Симареев посмотрел на солнце. Оно висело над головой, палило вовсю и ничего не показывало.
Через дорогу бодро ковыляла пенсионерка. Симареев непонятно чему обрадовался и рванулся к ней:
— Бабуля, вы мне не скажете?..
— Скажу, милый, скажу, — с готовностью откликнулась пенсионерка. — Все обскажу, как есть. Только уж ты помоги мне, старой, помоги, голубчик… Время-то сколь сейчас будет? Часа два, поди?
— Тьфу, — опешил Симареев, — И эта туда же. Совсем народ сбрендил!
— А ты бы не слишком разорялся тут! — разозлилась бабуля. — Расплева-а-ался! Ответить толком не может, бесстыжие глаза…
Она заковыляла дальше, в полусогнутом состоянии, но очень шустро.
— Местное время четырнадцать часов, — раздался издалека голос радиодиктора. — Начинаем выпуск новостей. Труженики села приступили…
Симареев еще раз посмотрел на циферблат, широко размахнулся и швырнул свои часы в урну…
— Порядочек! — радостно сообщила пенсионерка, завернув за угол, где ее с нетерпением ожидали. — Шваркнул часики так, что брызги полетели. Осерчал — страсть!
Тучный гражданин довольно потер руки:
— Отлично! Не зря мы старались на такой жарище. С «радиопередачей» это ты ловко придумал!
— Запись идеальная, он и не догадался, что это магнитофон, — улыбнулся взлохмаченный парень, похлопывая по «дипломату». Пусть вспомнит мою «Славу»…
— И мою «Дакету», — добавила моложавая дама. — Мастед липовый…
— И мой «Полет»…
— И мой будильник, — закончила пенсионерка. — Как у этого супостата побывал в руках, никто досель исправить не может!
Бывшие клиенты часового мастера Симареева на радостях отправились в кафе-мороженое. Они были полностью отомщены.
Чуткие люди
Когда врач поставил диагноз: диатез, Сусликов от души рассмеялся.
— Ну, спасибо, доктор, удружили! На четвертом-то десятке… Вы бы еще сказали: рахит. Или что у меня зубки режутся, хе-хе-хе…
— Опасное заблуждение, — возразил врач. — Диатез, дорогой мой, — это прежде всего предрасположение, понятно? Предрасположение к определенным болезням. Аллергии, например. Скажите, вы когда-нибудь клубнику со сливками в большом количестве употребляли? Ничего не замечали после этого?
— Клубнику со сливками? — дернул головой Сусликов. — У нас в столовой, доктор, котлеты на второе, так их знаете как в народе прозвали? — Он оглянулся на дверь и приготовился прошептать название.
Врач поморщился и в одну минуту нарисовал столь зловещую картину возможных последствий, что Сусликову захотелось убежать к маме…
На работу он явился в состоянии грустной сосредоточенности.
— Ты чего это, брат, в пятнах весь? — спросил набежавший Гена Кондаков. — Загорал вчера? Меру надо знать.
— Да представляешь, какая история, — пожаловался Сусликов, пожимая приятелю руку. — Диатез у меня нашли…
— Это… детское что-то? — неприятно удивился Гена, машинально вытирая руку об штаны. — Инфекционное, да? Температура есть?
— Предрасположенность такая, — искал сочувствия Сусликов. — Очень коварная. Бюллетень, правда, не дают, но, говорят, возможны отеки…
Приятель резко переменился в лице и шмыгнул в туалетную комнату, откуда сразу донесся шум воды, льющейся в раковину.
— А еще другом назывался, — с презрением сказал Сусликов проходившему мимо Галузину из отдела кадров. — Несчастного диатеза испугался, позорник!
— Диатеза? — бдительно прищурился Галузин. — Смотри ты, как быстро реагировать наловчились! Вчера только приказ подписан об отправке на морковку, а поди ж ты. Нар-родец пошел!. Симулянт на симулянте!
Сусликов не стал связываться и пошел к своим в лабораторию: Уже на подходе он услышал оживленный спор:
— А я вам говорю: от этого не умирают. Так, слабоумными становятся, и все. Чепуха! Я сам этим болел сто раз!
— Конечно, чепуха. По нему и не заметно будет…
— Славненько! Может быть, теперь его из очереди на жилье, того… Попросят.
— Фигушки, таким в первую очередь дают!
— Поберечься бы надо. У меня ребенок дома…;
— Ишь ты, а с виду тихий такой… Кто бы мог подумать?
— Все от нее, от проклятой…
Сусликов не стал входить в лабораторию. Минут десять он простоял в коридоре, печально глядя на стенку. По коридору прошли двое сотрудников. Завидев Сусликова, они торопливо натянули марлевые повязки. Сусликов скрылся от глаз в курилке.
«Тоже мне, товарищи по работе — грустил он, разглядывая плакат «Будьте осторожны с огнем!» — Нет, чтобы помочь, поддержать в трудную минуту. Скорей бы в отпуск, что ли…»
В курилке он просидел до обеда. Иногда внутрь бодро залетали коллеги, но, переменившись в лице, ретировались. Некоторые шептали: «Извините…»
А после обеда Сусликов стоял в кабинете Арнольда Сергеевича и страдал.
— Мы считали вас перспективным работником, — осуждающе говорило начальство. — Сами посудите, можем ли мы назначить завлабом человека, постоянно страдающего этой… свинкой, коклюшем… Что там у вас?
— Диатез. Я, Арнольд Сергеевич, ей-богу, все понимаю, но…