— Я бы сказала, чувствуй себя как дома, — говорю я ему, — но в данный момент меня не очень заботит твой комфорт.
Он одаривает меня одной из тех сардонических усмешек, прислоняясь бедром к шкафчику на моей крохотной кухоньке.
— Мне вполне комфортно.
— Изумительно, — подойдя к комоду, я задёргиваю штору, которую прикрепила к потолку, тем самым отделяя спальню и давая себе уединение для переодевания. — Ладно, — я стягиваю кофту, затем спортивный лифчик. — Говоря гипотетически. Что бы… крутая девушка надела на повседневный ужин?
Тихо. Слишком тихо. Я высовываю голову из-за шторки. Себастьян теперь стоит спиной. Он смотрит на мои книжные полки.
— Себастьян?
— Что? — его голос звучит натянуто, и он не поворачивается.
— Я спросила, что мне следует надеть.
— Что хочешь, чёрт возьми, — рявкает он.
— Божечки, — бормочу я.
У него вырывается тяжёлый вздох.
— Тебе стоит надеть то, в чём ты чувствуешь себя хорошо.
— Да, но я хочу и выглядеть хорошо. Я не знаю, как это сделать.
Следует долгая пауза. Очередной тяжёлый вздох.
— На тебе есть одежда?
— Ээээ… — я смотрю на свои голые груди. — Нет, — медленно отвечаю я. — А что?
— Надень что-нибудь. Хотя бы халат.
— Раскомандовался.
— Я голоден. Кое-кто помешал моему запою, и теперь, когда в моём желудке закончился алкоголь, он остро осознаёт, что еды в нём тоже нет. Мне хотелось бы всё же добраться до еды сегодня.
— Халат надет, ворчунопотам.
Я слышу постукивание его ортопедической шины по моему паркету, затем шторка отодвигается. Себастьян смотрит на меня, и его челюсти сжимаются. Я потеснее запахиваю халат. Внезапно мягкий белый вафельный халат из хлопка, доходящий до середины моих бёдер, резко кажется чрезвычайно недостающим количеством одежды.
Скользнув мимо меня, Себастьян выдвигает ящики моего комода, шарясь в них.
— Нет. Нет. Нет. Иисусе, женщина, у тебя есть что-то, что не состоит на 95 % из лайкры?
— Ты такой смешной, Готье.
— Я должен выбрать из этого ассортимента что-то, что покажется дерзким? Да это всё равно что просить Моне рисовать арахисовой пастой.
Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Это было вроде как смешно.
— Ага, — Себастьян выдёргивает чёрный спортивный лифчик с двойными лямочками и низким уровнем поддержки, который я надеваю на йогу, и бросает его на мою кровать.
Он снова шарится в том же ящике, пока не находит белую майку-борцовку, в которой я сплю — она такая мягкая и поношенная, что стала почти прозрачной.
— Это, — бормочет он. — И…
Шугнув меня в сторону, он опускается на край моей кровати, чтобы дотянуться до нижних ящиков, и шарится в них. Он находит пару выцветших джинсов — единственные джинсы, что я имела и реально комфортно чувствовала себя в них, но к сожалению, от них пришлось отказаться после очередной прибавки в росте. Они до сих пор нормально сидят в бёдрах, но облегают сильнее, чем раньше, и теперь стали слишком короткими. Странная длина раздражает мои лодыжки.
Подняв джинсы, он изучает их.
— Вот эти.
— Они ощущаются странно.
Он выгибает бровь.
— Тогда почему они у тебя в ящике?
— Потому что они вызывают ностальгию.
— Ностальгию. О чём, чёрт возьми, можно ностальгировать, когда дело касается джинсов?
— Просто отдай их мне, — я пытаюсь вырвать джинсы из его рук, но Себастьян дёргает их назад, отчего я налетаю на него, и мы оба падаем на мою кровать.
Я смотрю на него, широко распахнув глаза и застыв. Мои ноги оседлали его бёдра. Мой пах вжался прямо в его пах.
Себастьян очень… твёрдый. Везде. Я чувствую поджарые мышцы. Кости его таза. На балконе я не уделяла пристального внимания его телу, потому что, ну, я очень старалась этого не делать, но теперь я невольно чувствую, что он явно похудел по сравнению со своим обычным телосложением. И не в здоровой манере, как это бывает у Рена, когда они усиливают физическую подготовку перед сезоном. А во вредной манере. В манере я-пью-алкоголь-и-не-ем.
Это подобно тому моменту, когда я заметила синяки под его глазами, увидела его странно торчащие волосы перед тем, как он их пригладил. Я чувствую, насколько он человечен. И я испытываю необъяснимый порыв обнять его. Притащить в гости к маме и папе и поставить перед ним огромную тарелку домашней шведской еды.
— Зигги, — его голос звучит натянуто, когда он отводит бёдра назад. Благодаря гравитации, мои бёдра следуют за ним, смещаясь одновременно с ним. Так я двигалась бы, если бы находилась сверху по совершенно иным причинам, если бы между нами не было ничего — ленивое, протяжное движение бёдрами. К сожалению, поскольку на мне надеты лишь трусики — вот эти реально комфортные — я чувствую намного больше, чем хотела бы… его толстую длину, спрятанную в джинсах, потирающуюся о меня.