Я лихорадочно слезаю и чуть не падаю на попу.
— Прости. Я… прости, — я прочищаю горло.
Себ садится на кровати, всё ещё держа мои джинсы. Затем встаёт, не отрывая от меня взгляда. Из-за того, какая маленькая у меня зона «спальни», мы стоим практически грудь к груди.
Он медленно выдыхает и смотрит на мои джинсы в его руке.
— Почему они ощущаются странно?
Я не хочу ему говорить. Я не хочу давать признание о своих сенсорных потребностях тому, кто пока что доказывал, что совершенно не заслуживает моего доверия.
Но что-то в его выражении, когда он смотрит из-под густых тёмных ресниц, побуждает слова вырваться из меня и политься по воздуху.
— Они раздражают мои лодыжки. Раньше они подходили, но прямо перед колледжем я опять прибавила в росте, и теперь они слишком короткие. Но они так приятно ощущались на теле. Это единственные джинсы, которые когда-либо ощущались приятно.
Себастьян тихо изучает моё лицо, крутя джинсы в руках. Затем смотрит вниз, изучая внутреннюю сторону, швы, ярлык, отпечатанный на ткани.
— А если бы они были шортами?
Я хмурюсь.
— Шортами?
— На улице +26, Зигги. Это время года называется лето, слышала о таком?
— Сказал мужчина, одетый в брюки, — я тычу его пальцем в подмышку — классическое место для щекотки, и это похоже работает, потому что он матерится и отшатывается.
— Полегче, Спортивная Перчинка.
За это прозвище я нацеливаюсь на вторую его подмышку, но на сей раз он ловит мою руку и крепко сжимает. Я смотрю на него, и сердце гулко колотится в груди. Его большой палец скользит по внутренней стороне ладони размеренными, успокаивающими кругами. Кругами, которые я бы с большим удовольствием ощутила на другом месте моего тела. Мои соски напрягаются. Жар разливается внизу живота и превращается в мягкую ноющую пульсацию.
Я знала, что связалась с тем, с чем не смогу справиться. Втянув глубокий вдох, я сжимаю бёдра и повелеваю этой пульсации уйти.
— Как ты превратишь их в шорты? — я дико горда тем, как ровно звучит мой голос.
Себастьян выгибает бровь.
— Ножницы есть?
Я убираю руку, и на сей раз он отпускает. Я не спешу, пока ищу ножницы в ящике кухонного шкафа, потому что мне надо остыть. Затем передаю ножницы ему рукояткой вперёд. Себастьян кладёт ножницы на стол, затем подходит ближе ко мне.
Уставившись на него, я приказываю своему пульсу перестать учащаться.
— Могу я тебе помочь?
— Да. Тем, что постоишь смирно.
А затем он опускается на колени. Моё сердце ухает в пятки от такого зрелища.
— Просовывай ноги, — говорит он, держа передо мной джинсы.
— Просовывать ноги?
Он поднимает взгляд.
— Чтобы надеть их, пока я буду делать это. Если только это не слишком тебя смутит. Если ты наденешь их, это поможет мне понять, где их резать. Но вместо этого я могу приложить их к тебе и определить нужное место. Но так будет менее точно.
Мне просто надо, чтобы он больше не стоял передо мной на коленях, потому что его голова находится на уровне моего паха. Я бы вытерпела дюжину джинсов, странно царапающих лодыжки, лишь бы покончить с этим, пока моё либидо не взяло верх над мозгом и не заставило погрузиться в полноценную фантазию о том, как Себастьян Готье будет стоять передо мной на коленях по совершенно другой, куда более приятной причине.
— Это я могу, — держась за столешницу, я быстро ступаю в штанины джинсов, затем перехватываю их у него, когда он поднимает их выше моих колен. Наши пальцы вскользь соприкасаются, и я дёргаюсь. Себастьян резко убирает руки, прижимая их к своим бёдрам и садясь на пятки. Он отводит глаза, глядя на мои книжные шкафы.
Дожидаясь едких комментариев о моих читательских предпочтениях, я подтягиваю джинсы выше, под халат, застёгиваю молнию и пуговицу.
— Окей, — говорю я ему.
Он поднимает свои пронизывающе серебристые глаза. Его кадык дёргается.
— Можешь раскрыть халат над джинсами, чтобы я видел, где резать…
Я поднимаю халат, комкая ткань на животе.
Себастьян откашливается.
— Ручка?
Потянувшись мимо него, я выдвигаю небольшой ящик на кухне, где держу ручки и карандаши.
— Ручка.
Он ничего не говорит, просто берёт ручку и начинает чертить линию по моему бедру. У меня вырывается вопль, отчего ручка оставляет зигзаг на ткани. Он награждает меня раздосадованным взглядом.