Лили удивилась.
— Что, вы имеете в виду принца Конрада?
— Нет, — отмахнулась Берниз. — Я имею в виду принцессу Друсил. Или, — она помедлила, словно ожидая барабанной дроби, — Друсил Герморенко, как ее называли в мое время.
Лили снова удивилась.
— Вы знали ее?
— Достаточно, чтобы оценить ее твердолобость, она ею отличалась даже пятьдесят лет назад. У нее замашки королевы. Если мои воспоминания верны, она никогда не считала титул принцессы достаточно значимым для себя.
Излагаемые сведения поневоле захватывали Лили.
— Даже так?
Берниз кивнула.
— Присматривай за этой особой. Поверь мне на слово, не следует вставать на пути у Друсил Герморенко.
На следующий день Лили начала понимать, что Берниз подразумевала под тяжелым характером мачехи принца Конрада.
Ее день начался с требования принцессы Друсил связаться с чрезвычайно популярным парикмахером и вызвать его в гостиницу сделать прически ей самой и ее дочери. Цена, сказала принцесса, значения не имеет, и лишь последняя фраза подвигла Франкоиза Лабье выразить через секретаря свое согласие.
Не успела Лили совершить это маленькое чудо, как из номера принцессы пришел следующий запрос — прислать немедленно вторую горничную, чтобы стерла единственное пятнышко грязи, «безалаберно» оставленное первой горничной под дверной ручкой.
Не стоило выяснять, каким образом Друсил удалось обнаружить это пятно, но Лили сильно подозревала, что она специально его выискивала.
Так и пошло. Казалось, всякий раз, когда в номере принцессы появлялась очередная проблема, вызов принимала Лили. К вечеру она начала подумывать, что неплохо было бы спрятаться куда-нибудь от следующего требования принцессы.
Но на линии оказалась не принцесса. Принц Конрад.
— Зайдите, пожалуйста, в мой номер.
— Что такое? — спросила она.
— Тут возникла одна деликатная проблема. Мне надо поговорить с вами наедине.
Лили помедлила, испуганная его тоном, потом ответила:
— Хорошо, сейчас буду.
Проходя холл, она заметила регистрирующуюся у стойки женщину с лошадиным лицом, которая могла быть только леди Пенелопой. Услышав же ее характерный акцент, отличающий лиц высшего общества, она уже не сомневалась, что такой выговор может быть только у дочери герцога.
Так вот кого принцесса Друсил приберегла для принца Конрада! — промелькнуло у Лили в голове.
Довольно странная пара получится. Конечно, леди Пенелопа может обладать нежной душой, но внутренний инстинкт подсказывал Лили, что она не из тех женщин, которые могут привлечь внимание принца Конрада. Там понадобятся внешность, обаяние и еще много чего. Правда, Лили сама не знала, на чем основаны ее выводы.
Но была уверена, что права.
Лили вошла в лифт, продолжая размышлять о подробностях подслушанного ею разговора между принцессой Друсил и журналисткой. Чего добивается мачеха Конрада? И от кого следует все скрывать, если разговор предполагается опубликовать в газете?
Количество тайн, которые Лили следовало хранить относительно всего двух постояльцев гостиницы, повергало ее в ужас. Конечно, это часть ее работы. Ей уже приходилось, например, обслуживать мужей и жен, одновременно проживавших в гостинице, не ставя каждого в известность о присутствии другого в комнате на соседнем этаже.
И все-таки тут нечто иное. Нечто… более сложное.
Она стукнула в дверь принца Конрада, он открыл почти немедленно. Вместо приветствия вытащил из кармана какой-то предмет и сказал:
— Это было в люстре.
— А что это?
Принц швырнул вещичку на стол, она покатилась и упала на пол.
— Микрофон, — пояснил он. — То, что вы называете «жучок».
— Жучок? — недоверчиво переспросила она. — Подслушивающее устройство? — Немыслимо.
— Именно. Какая-то фантастика.
— Кто-то прослушивает комнату?
Он резко обернулся к ней.
— Разве вы ничего об этом не знаете?
— Конечно, не знаю. Зачем кому-то прослушивать вашу комнату?
— Я надеялся, вы мне объясните.
— Понятия не имею.
Принц кивнул.
— К сожалению, именно такого ответа я и ждал.
Удивление Лили переросло в подозрение. Конрад не спрашивает ее, знает ли она что-нибудь, он спрашивает, что она знает.
Оборот самый неблагоприятный.
— Что вы предполагаете? — осторожно спросила она.
— Что некто поставил микрофон в моем номере этой предположительно безопасной гостиницы, из чего я делаю очевидное предположение, что гостиница отнюдь не безопасна.